Расставаясь, мы выпили за березки и тополя, за наш непобежденный, но погибший флот, за великую разрушенную страну и за наш народ. С настенных фотографий нежно улыбалась его флотская молодость. На прощание он пожелал удачи, сказав, что мне она пригодится. Его продолжала мучить ностальгия по нужному, а не по прошлому.
Я сознательно не назвал имя этого офицера-«дзержинца». Ведь если импортные «демократы» все же решатся потопить на глубине двухсот лет кузницу отечественных кадров, то в день ликвидации символа и гордости отечественного флота — его родной «дзержинки» — он поклялся сжечь себя подле фонтана у Адмиралтейства. Ну что ж! Видимо, делать харакири теперь не сезон. Каждый идет в рай и ад своим путем. И чем ближе к смерти, тем чище люди. А губернатор пусть пока продолжает ориентироваться лишь по телерекламе и считать, что у горожан могут быть только три проблемы: кариес, месячные и перхоть.
Юрий ШУТОВ
ОТДЕЛ РАЗНЫХ ДЕЛ
… Я думал — музей как музей.
А это не музей, а хуже забегаловки…
Печальным знамением нашего времени стали растущие как грибы после дождя "музеи оккупации". Бывшие советские республики-сателлиты и «братья» по соцлагерю вступили в импровизированный конкурс на создание музеев «оккупации» этих территорий Советским Союзом — «просветительских» проектов на словах, а на практике музеев ненависти, злобной мести, русофобии и собственной дикости.
Идея передвижных выставок-агиток получила наибольшее распространение в правоконсервативных кругах Запада в последние десятилетия "холодной войны". Администрация США с подачи Р. Рейгана, не имея возможности победить СССР в военном противостоянии, поставила целью "эрозию социализма" путем подготовки и проведения идеологических диверсий и психологической войны, подкармливания отечественных "правозащитников"-диссидентов и выращивания агентов влияния. В Антикоммунистическую Лигу, созданную спецслужбами стран участниц НАТО, наряду с респектабельными «советологами» вошли и представители «национальных» и «культурных» обществ, по многим из которых с нюрнбергским свитком законов в руках плакала и тосковала Фемида. Представители «законных» "правительств" просуществовавших неполные два десятилетия прибалтийских государств и никогда не существовавших азиатских и кавказских деспотий, ветераны УНА-УНСО и власовского Союза борьбы за освобождение народов России, структуры никем не признанных в то время униатов и Русской православной церкви заграницей, доживавшие свой век старцы из врангелевского Русского общевоинского союза и молодцы из фашистско-террористического НТС, представители землячеств Кенигсберга и псевдоказаки… Кто только ни нашел теплое местечко в Лиге! Никто не предполагал тогда, что спустя каких-нибудь полтора десятилетия эта крикливая и вечно грызущаяся между собой публика превратится в «элиту» новоявленных независимых государств.
Представляемая Западом как «демократическая» альтернатива коммунизму, та публика к началу XXI века принесла на пространство Восточной Европы и бывшего СССР нацистские методы «умиротворения», затхлую атмосферу эмигрантских кабаков, а также стремление переписать историю и политику сведения счетов как отместку за прошлую униженность и никчемность.
Уже к началу 90-х в Прибалтике были созданы временные экспозиции во всех красках рисовавшие "зверства режима". Вот Латвия. Экспозиция "музея оккупации" расположилась в 1993 году не где-нибудь, а в помещении бывшего Музея латышских стрелков. Постоянная экспозиция музея состоит из трех основных разделов: период первой советской оккупации (1940–1941), немецкой национал-социалистической оккупации (1941–1944/45), второй советской оккупации (1945–1991). Отметим, что советский и гитлеровский режим просто перечисляются через запятую, разницы для латышских нацистов нет. При этом почему-то забыли еще один тоталитарный режим — фашистскую диктатуру президента Г. Улманиса, кровавый террор которого казался в конце 30-х годов для латышей большим злом, нежели возвращение в советские «объятия». В экспозиции представлены исторические документы, фотографии и предметы, свидетельствующие о терроре оккупационных властей против жителей Латвии и об участниках сопротивления ("лесных братьях" и карателях рижского гетто и лагерей смерти — здесь и далее курсивом примечания автора. — К.Е.). В отдельном зале воспроизведен внутренний вид лагерного барака. Комментарии к экспозиции представлены на латышском, английском, немецком, французском и русском языках. Но для миллионной Латвии (еще один миллион неграждан-нелюдей не в счет) одного музея мало. Созданы передвижные выставки (на нескольких языках и с красивыми названиями): "Латвия в 1939–1991: от оккупации к свободе" экспонируется в школах и музеях Латвии; "Латвия возвращается в Европу" выставляется в Европе, Австралии, Канаде; "Латвия возвращается в свободный мир" экспонируется в США. Выходит ежегодный научный альманах "Ежегодник Музея оккупации Латвии". Музей проводит занятия со школьниками (вот тут уместна фраза А. Солженицына — "растут предатели, растут палачи"), исторические конкурсы для детей (а в Библии помните — кто соблазнит малых сих, лучше бы мельничный жернов на голову…), семинары для учителей истории, издает учебные материалы для преподавания истории Латвии новейшего периода.