От внимания широкого читателя как-то ускользает, что доктор В.И. Даль произвёл вскрытие брюшной полости умершего Пушкина. Результаты вскрытия позволяют сказать следующее:
— Пушкин скончался не от огнестрельной травмы жизненно важных органов — они не были задеты;
— Пушкин скончался не от внутреннего кровотечения — крупные сосуды также не были задеты;
— Пушкин умер через 46 часов после ранения от перитонита, который был тогда неизлечим, да и сейчас представляет грозное осложнение внутрибрюшных травм и т. п.;
— необходимо отказаться от формулировок типа «Пушкин был убит на дуэли» — он скончался от осложнения полученного на дуэли ранения.
Пуля Дантеса металась в большом тазе тела Пушкина, не имея энергии его пробить насквозь. Разрушения, произведённые ею, были сравнительно невелики, что вполне соотносится с небольшой травмой, причинённой телу Дантеса пулей Пушкина. Эти два коррелирующихся факта требуют объяснения, и Алексеев его находит: ввиду обоюдного стремления противников к кровавому исходу дуэли и назначенного малого расстояния (10 шагов или 7–8 метров) секунданты по предложению Данзаса (возможно, молчаливому, показом) положили в пистолеты минимальный заряд пороха. Пистолеты Дантеса и Пушкина были однотипны и принимали заряд от 0,5 до 3,8 г пороха. При полном заряде пуля из такого пистолета на дистанции 25 м пробивала пакет сухих сосновых досок общей толщиной 15–20 см! Выбор величины заряда в пределах почти восьмикратного колебания находился на усмотрении секундантов, которые принимали его согласованно, учитывая дистанцию поединка и другие факторы. Согласно дуэльному кодексу секунданты должны были снаряжать пистолеты под наблюдением друг друга и в стороне от дуэлянтов. Они могли переговариваться, но кодекс запрещал обсуждать, приведёт ли дуэль к гибели противников. Порох отмерялся цилиндрической меркой с дном в виде поршня. Данзас, стремившийся спасти Пушкина, мог молча показать д’Аршиаку минимальное углубление дна, на что он, будучи двоюродным братом Дантеса и болея за его судьбу, также молчаливо согласился. Впрочем, инициатива могла исходить и от д’Аршиака. На деле же получилось наоборот: при более сильном заряде пуля Дантеса могла бы пройти из места попадания навылет, не вламываясь в большой таз и не приводя к осложнению в виде воспаления брюшных органов. Военно-судная комиссия вопроса о величине заряда Данзасу не задавала, а д’Аршиак предусмотрительно выехал во Францию, но Данзас и сам, видимо, мучился трагическими последствиями решения о величине заряда всю жизнь.
По требованию раненого Пушкина Дантес встал на барьер правым боком вперёд, прикрыв грудь согнутой в локте правой рукой. Пуля Пушкина пробила её мягкие ткани насквозь, но почти касательно, в четырёх пальцах ниже локтя (т. е. в согнутом положении — выше локтя) и, скользнув по одному из правых нижних рёбер, улетела дальше. Возьми Пушкин на 3–4 см левее и чуть ниже, она, скорее всего, пробила бы печень Дантеса, что также привело бы тогда к смерти из-за внутреннего кровотечения. А. Королёв возмущался, что пистолеты Пушкина не были пристреляны. А когда их было пристреливать? Оскорбительное письмо старому Геккерну Пушкин послал 27 января (ст. ст.). В тот же день Дантес взамен него (Геккерну, как Посланнику, стреляться было нельзя) потребовал дуэли и в отличие от предыдущего столкновения, когда Геккерны просили отсрочки и Пушкин её предоставил, требовал немедленного поединка, грозя отсрочку представить в обществе как бесчестный отказ от дуэли. Ещё утром в день дуэли у Пушкина не было ни пистолетов, ни секунданта. Пистолеты были взяты в магазине Куракина за час до приезда на место дуэли. Впрочем, когда стреляют на расстоянии 7 метров, предварительная пристрелка не так уж и важна. Точка попадания пули Пушкина обусловлена тем, что Пушкин стрелял полулёжа, опираясь левой рукой о снег, и, соответственно, намного заваливая пистолет вправо. Вместо удобства, которое узрел в этой позе А. Королёв, траектория выстрела закономерно сместилась вправо и вверх, что и спасло жизнь Дантеса. Пуговицы и бронежилеты здесь ни при чём.
При всём нашем эмоциональном восприятии результатов этой дуэли и неприязни к Дантесу нет никаких оснований обвинять его в бесчестном поведении на поединке. Дуэльного кодекса он не нарушал. Фигура старого барона Геккерна вообще не может вызвать ничего, кроме неприязни, но это не даёт нам права клеветать на него. Утверждение Ждановича-Сегеня, что он умышленно «подсунул» раненому Пушкину карету, чтобы побольнее его растрясти, звучит не просто абсурдно, но и дико. В отличие от Р.Б. Ждановича, барон не знал заранее результатов поединка, но он точно знал, что Пушкин — отличный стрелок. Карета у Комендантской дачи предназначалась не Пушкину. Необходимо было скрытно, не для глаз столичных зевак, провезти домой раненого или даже убитого Дантеса, но судьба ему улыбнулась — везти пришлось Пушкина, которому, в отличие от Ждановича, было уже не до деталей. Но если уж Роману Борисовичу так хочется деталей, то вот они.