В результате изложенных обстоятельств сформировалось противоправное правосудие, проведенное с грубым нарушением территориальной подсудности (ст. 32 УПК РФ) и других правовых норм… А результатом этого стало лишение Г.П. Грабового гарантированного права «на рассмотрение его дела в том суде и тем судьёй, к подсудности которых оно отнесено законом» (ст. 47 Конституции РФ).
Вменяя в вину Г.П. Грабовому хищение денежных средств граждан путем обмана и злоупотребления доверием, следствием и судом не добыто совершенно никаких доказательств того, что он кого-то действительно обманул, что он у кого-то украл деньги и безвозмездно их присвоил. При том, что суд вменил Г.П. Грабовому вину в совершении преступления в составе организованной им преступной группы, никто из этой группы ни в обвинительном заключении, ни в приговоре не назван, а в чем заключается мошенничество, не сказано. Весь приговор построен на сплошных домыслах, догадках и предположениях, что не помешало приговорить подсудимого к 11 годам лишения свободы и невиданному по размерам штрафу.
Как записано в приговоре, все так называемые 11 эпизодов мошенничества, вменяемые Г.П. Грабовому, «совершены при неустановленных следствием обстоятельствах… с неустановленными лицами (стр. 1–2 приговора Таганского районного суда г. Москвы от 7 июля 2008 г.)». Именно такие и подобные записи делают похожим состоявшийся судебный приговор на акты внесудебных расправ эпохи объективного вменения и репрессий против политических противников прошлых времен. В отсутствие события и состава преступления судом предприняты действия по осуждению Г.П. Грабового также и по религиозным мотивам, что вообще выходит за рамки правосудия и правового поля России и международных норм о правах человека.
В частности, по всем эпизодам обвинения суд вменяет в вину Г.П. Грабовому распространение христианской религии и веры в воскрешение. «Потерпевшая… приобрела его книгу, прочитав которую поверила в то, что возможно воскрешение людей…» (стр. 23 указанного приговора суда). Это является не только нарушением ст. 28, ч.3 ст. 56 Конституции Российской Федерации, но и ст. 9 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (свобода мысли, совести и религии), но также лишает Г.П. Грабового права свободы выражения мнения, что подтверждает нарушение ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Суд нарушил не только право на свободу мнения, совести и вероисповедания самого Грабового Г.П., но и права десятков миллионов верующих христиан и мусульман в России, последователей Г.П. Грабового. По сути, суд констатировал, что он отрицает основы христианской и мусульманской религий в России и осуждает за веру.
Фактически 73 региональных представительства политической партии ДРУГГ, поддержавшей политические и религиозные идеи Г.П. Грабового, были объявлены вне закона. В Уфе (Республика Башкортостан) были предприняты попытки направить регионального лидера в психиатрическую лечебницу. В Белгороде сотрудники УБЭП по инициативе УФСБ учинили погром в офисе с уголовным преследованием регионального руководителя. Подобные репрессии произошли в Томске, Москве, Калининграде, Новосибирске и других городах России.
Преступное безразличие и молчание органов государственной власти в отношении массовых нарушений прав человека и даже нежелание отвечать на тысячи обращений граждан достаточно наглядно характеризуют существующий режим России. Журналист «Новой газеты» Елена Милашина в 21 номере газеты от 27 марта 2008 года прямо заявляет: «…«добро» на арест Грабового два года назад было получено у самого Владимира Путина». В настоящем политическом преследовании было продемонстрировано тотальное использование государственных СМИ для распространения клеветы в отношении Г.П.Грабового и матерей Беслана, невзирая на письма и выступления общественной организации «Матери Беслана» в подтверждение того, что Грабовой Г.П. никогда не приезжал в Беслан и никогда не давал никаких обещаний родственникам пострадавших от теракта 1–3 сентября 2004 г. (в том числе не давал и обещаний воскресить кого-либо). Распространение этой клеветы и осуждение за изложенную в ней ложную информацию стало отличительной чертой данного дела.