Температурная таблица из отчета Виленской астрономической обсерватории за 1812 г.:
Октябрь 28
+3,7
Октябрь 29
+3,5
Октябрь 30
— 0,5
Октябрь 31
— 0,5
Ноябрь 1
— 2
Ноябрь 2
— 2
Ноябрь 3
— 4
Ноябрь 4
— 5,2
Ноябрь 5
0
Ноябрь 6
+2
Ноябрь 7
+1,5
Ноябрь 8
+1
Ноябрь 9
+1
Ноябрь 10
— 2
Ноябрь 11
+1
Ноябрь 12
+1
Ноябрь 13
+3,5
Ноябрь 14
— 8
Ноябрь 15
— 9,2
Ноябрь 16
— 6,5
Ноябрь 17
— 3
Ноябрь 18
— 2
Ноябрь 19
+1,5
Ноябрь 20
+1,5
Ноябрь 21
— 0,5
Ноябрь 22
— 2,5
Ноябрь 23
— 6,2
Ноябрь 24
— 5,5
Ноябрь 25
— 2
Ноябрь 26
— 2
Ноябрь 27
— 4
Ноябрь 28
— 4
При контрнаступлении роль партизан свелась вовсе не к тому, чтобы «беспокоить арьегарды» отступавшего противника. Своими постоянными нападениями (и вовсе не только на арьергарды) партизаны поддерживали в неприятельских рядах мысль и ощущение, что идет нескончаемая битва. Прошло Тарутино, а нападения продолжались и непрерывно поддерживали тревогу вплоть до Малоярослаца. Прошел Малоярославец, однако сражения — правда малые, но зато ежедневные — продолжались вплоть до Вязьмы, где французы в отместку партизанам прибегли к гнуснейшей и только случайно не удавшейся им попытке загнать население в городской собор, запереть его там и сжечь живьем (вот оно, лицо, а точнее, РОЖА истинных демократов, обожающих жареную человечину!!!). Прошла Вязьма — и опять ни одного дня вплоть до Смоленска не было у противника уверенности, что не произойдет очередного нападения. Наконец, от Смоленска до Березины партизаны уже в самом деле вели постоянные бои, а Кутузов продолжал свою малую войну, отряжая небольшие отряды со специальными заданиями против неимоверно растянувшейся в длину отступающей неприятельской армии.
Не пожар Москвы, не морозы, которых почти не было до самого Смоленска, а русские крестьяне, ожесточенно боровшиеся с врагом, нанесли страшный удар по отступающей «великой армии», окружили ее плотной стеной непримиримой ненависти и подготовили ее конечную гибель. Партизанская война, крестьянская активная борьба, казачьи налеты — все это при усиливающемся недоедании, при ежедневном падеже лошадей заставляло французов бросать по дороге пушки, бросать часть клади с возов, а главное, бросать больных и раненых на смерть. Изнуренные, полуголодные, ослабевшие французские войска шли по разоренной вконец дороге, обозначая свой путь трупами лошадей и людей.
Положение французской армии после Березины стало просто катастрофическим. Нестерпимый голод дошел в эти дни до последней крайности. Людоедство стало уже вещью обыденной. Многие свидетели утверждают, что часто встречали французов в каком-нибудь сарае, забравшихся туда от холода, «сидящих около огонька на телах умерших своих товарищей, из которых они вырезывали лучшие части, дабы тем утолить свой голод, потом, ослабевая час от часу, сами тут же падали мертвыми, чтобы быть в свою очередь съеденными новыми, едва до них дотащившимися товарищами». Но вот тут-то (именно после Березины, а не до!!! Свидетельство тому — Наполеон приказал наводить мосты через Березину — значит, река еще не замерзла) к голоду прибавилось новое страшное бедствие. Сразу после Березины ударили жуткие морозы. Попасть в плен к русским регулярным войскам было мечтой погибающих французских солдат. Через Березину с Наполеоном переправилось, считая больных, раненых и безоружных, около 60 000 человек, потом к ним присоединилось еще около 20 000 войск, из этой массы в 80 000 человек 40 000 погибли на пути от Березины до Вильны, и еще очень многим было суждено погибнуть на пути между Вильной и Неманом. Дорога на десятки километров была усеяна валявшимися трупами. Кое-где солдаты делали себе берлогу из трупов своих же сослуживцев, сложенных накрест. Русский поход кончился. В целом от «великой армии» из 635 000 человек осталось около 5 000.
Как стратег Наполеон был никто. Его армии даже в Европе, еще до встречи с противником теряли до четверти состава из-за болезней и голода! Он совершенно не интересовался судьбой своих солдат. Наполеон не имел ни малейшего представления о государственном устройстве и особенностях России. Вторгшаяся в Россию «Великая армия» не имела ни полевых кухонь, ни палаток, ни нормальных лазаретов — уже в Смоленске на перевязки использовали пергаменты из городского архива. Но если уж Наполеону удавалось вывести свою армию на генеральное сражение, сделать с ним ничего не удавалось — на поле боя он лучше всех управлял своими солдатами, и те его не подводили. Насколько отличен от него был Кутузов! Перед Бородиным Кутузов заготовил десять тысяч подвод для раненых и десять тысяч санитаров для их эвакуации с поля битвы, а Наполеон своих раненых просто бросил. Не проиграв вчистую ни одной битвы, Наполеон проиграл свою главную войну. Можно сколько угодно спекулировать на эту тему, но Наполеон потерял не только величайшую (вплоть до Гитлера) всеевропейскую армию, но и дело всей своей жизни, и не по своей глупости, а из-за ума Кутузова. Французские генералы с обидой вспоминали, что они раньше Кутузова успели бы к Малоярославцу, если бы тот не посадил своих солдат на подводы. Это было не по правилам, но у Кутузова в решающий момент войны оказалось под рукой несколько тысяч телег с упряжными лошадьми, видимо, по чистой случайности. И «Великой армии» пришлось идти не по благодатной Украине, а по выжженной Смоленской дороге. Наполеон, по его собственному признанию, побеждал в сражениях, потому что во всех деталях продумывал их заранее, в отличие от своих противников. Зато в войне в целом он поступил согласно другому своему принципу: «Надо ввязаться в бой, а там посмотрим». А у Кутузова была идея, он ее реализовал, и эта идея оказалась правильной. Кутузов, я так понимаю, точно рассчитал, что Наполеону не удастся обеспечить фуражом более 50 тысяч лошадей. И старый профессионал оказался прав — еще перед попыткой прорыва на юг Наполеону пришлось отправлять безлошадную кавалерию на Запад пешим порядком. А был лишь сентябрь! Кутузов понимал войну, а Наполеон — нет. Что радости Наполеону, что он непобедим? От его «Гранд Арми» осталось в живых 5 000 человек. Это от шестисот-то с лишним тысяч!