Возможно, той ночью мой друг снова разговаривал с ангелами. Увы. То ли я устал после рабочей недели, то ли мы переоценили ту памятную гулянку…
В общем, где-то далеко за полночь, когда Кабайлов повалился на кровать и велел «Бди!», я прилег на диванчик. Дверь в спальню была открыта… вот как донесется голос, так сразу и встану… Я был абсолютно в этом уверен, пока не закрыл глаза.
– Еще друг называется… - пробормотал Дима, нависая надо мной грозно, как нечистая совесть. - Зря пили!
Желания повторять эксперимент на следующий вечер у нас не возникло. Все-таки нам было не по двадцать лет, и свое здоровье мы оценивали трезво даже с похмелья. Я выпил с Димкой кофе и пошел домой.
И лишь через пару месяцев, когда судьба свела нас на какой-то конференции, Дима мимоходом сказал:
– А я, кстати, шесть с половиной часов записал…
– Чего? - даже и не сразу понял я.
– Как чего? Языка, на котором Яхве разговаривал с ангелами.
– И кто тот страдалец, который тебя записывал? - спросил я. - Или тебе хватило совести девушку заставить дежурить при пьяном теле?
– Андрюша, - насмешливо сказал Дима, - ты крепко отстал от жизни. Все диктофоны давным-давно имеют функцию автовключения на звук. А стоят, между прочим, сущие копейки.
– А, диктофон купил… - сообразил я. - Последовал, значит, совету профессора…
– Плеер на самом-то деле. Но он еще и диктофон. И радио ловит. Нет, прогресс, что ни говори…
И Дима оседлал своего любимого конька. Мы поговорили о прогрессе, о светлом будущем, когда любая кофемолка сможет поддержать с тобой утреннюю беседу, потом я спохватился:
– Ну так что запись-то?
– Отдал нашему великому лингвисту. Он колупается помаленьку. Говорит, что увлекательнейшее занятие, что, когда он это опубликует, - весь мир ахнет.
– Пусть нобелевкой не забудет поделиться… - сказал я.
– Нет, серьезно. Знаешь, что он говорит? Что если разобраться в структуре, то это будет самый простой и понятный в мире язык. Его сможет выучить человек любой национальности за несколько дней. Представляешь? Эсперанто отдыхает! Хотя, конечно, английский так просто не сдастся…
– Все равно люди будут учить китайский, - сказал я.
И жизнь снова развела нас на несколько месяцев.
Если бы я тогда знал, к чему все это может привести! Нет, если бы только догадывался…
Хотя что бы я сделал? Пришел к профессору с дубиной и треснул по башке, чтобы у него оттуда и русский язык вылетел? Увы, не в моей ангельской натуре. Познакомил старикана с молодой девицей, увлекающейся лингвистикой? Это, конечно, тоже хорошо от работы отвлекает, но таким ловким интриганом я никогда не был. За что и страдаю, кстати…
Профессор позвонил мне ровно через год после первого визита.
– Здравствуйте, Андрей…
В общем-то у меня плохая память на голоса, но профессора я узнал сразу.
– Здравствуйте, Петр Семенович…
– Я думаю, вам с вашим другом стоит зайти ко мне, - сказал профессор.
– Когда?
– Сегодня. Лучше не откладывать, знаете ли…
У меня часто забухало сердце.
– Вы что… серьезно… разобрались? Выучили этот язык?
– Да.
Нет, он сказал иначе. Не «да», а что-то совсем другое. Только это было именно «да».
– Мы сейчас приедем, - пробормотал я. И кинулся звонить Кабайлову…
Воспоминания
Дмитрий Байкалов, Андрей Синицын МИССИЯ
Год назад не стало одного из патриархов отечественной НФ, члена Творческого совета «Если» Владимира Дмитриевича Михайлова. И к этой печальной дате два критика, на протяжении многих лет близко знакомых с писателем, решили поделиться своими воспоминаниями об этом удивительном человеке. Это первые «мемуарные» записки о большом писателе в официальной прессе.
Человек в течение своей жизни очень редко испытывает эмоции в крайней степени их проявления: животный страх, например, или всепоглощающую любовь. Нам довелось. И, поверьте, это чувство не из приятных. Щемящее сердце, ощущение глубокой утраты, потери не просто старшего товарища и учителя, но близкого человека и друга. Нечто подобное родилось где-то внутри и постепенно заполнило нас без остатка, когда в ненастный сентябрьский день прошлого года стало известно, что Владимира Дмитриевича Михайлова больше нет с нами.
Сейчас, когда боль немного притупилась и мы обрели возможность непредвзято и объективно оглянуться назад, неожиданно выяснилось, что Михайлов всегда присутствовал в нашей жизни, вольно или невольно направляя нас по жизненному пути, что в конечном итоге сделало нас теми, кто мы есть, и, не побоимся этих слов, определило нашу судьбу.
Вспоминает А.Синицын