«Так почему же автор, так легко взвалив вину на Сталина, — принародно допытывается В. Бушин у творца всяческих домыслов, — который не был в Петрограде почти четыре месяца, совершенно обошел молчанием Бокия и Москвина, все время находившихся здесь, на столь решающих в подобном деле постах? Есть основания полагать, что это сделано совсем не по незнанию. А скорее всего потому, что оба они — близкие родственники Льва Эммануиловича: он был женат на дочери первого из них, которая позже стала падчерицей второго.
В огромной столичной квартире Ивана Михайловича Москвина, что находилась в роскошном правительственном доме на Спиридоновке, бинарный зять жил много лет одной с ним семьей, а с Глебом Ивановичем Бокием порой предавался уже известной нам ежовской усладе (Водку пили-с. — Л.Б.)… Лев Эммануилович уверяет, что Глеб Иванович был обаятельнейшим человеком, «зимой и летом ходил в плаще и мятой фуражке», обожал искусство… Бокий был знаменит. Его именем называли морские суда, о нем слагали стихи и песни. Так, заключенные, которых направляли на Соловецкие острова, с энтузиазмом пели:
Трюм наш тесный и глубокий,
Нас везут на «Глебе Бокий»,
Как баранов…
Кстати сказать, примечательны фигуры и других родственников свидетеля. Например, Мерик Горохов. Он работал заместителем «знаменитого Вуля» — начальника МУРа, «грозы московских воров и бандитов». «Мерик был тихим евреем с русыми волосами и нестеровскими синими глазами, прелестным и добрым человеком». Однажды Разгон зашел к тихому братцу на работу. Тот сидел за столом, а перед ним лежала кипа бумаг в несколько сот листов. «Не прерывая разговора со мной, — вспоминает Лев Эммануилович, — Мерик синим карандашом подписывал внизу каждый лист рядом с другой какой-то подписью. Изредка прерывался, чтобы потрясти уставшей рукой». Что же это он делал? Оказывается, добрый братец был членом «тройки» и вот теперь, не моргнув синим нестеровским глазом, подписывал приговоры об изоляции «социально вредным элементам».
«Вот такие вот «родственнички», — втолковывает нам Владимир Бушин, — и были призваны к ответу за свое палачество, за свою сладкую жизнь в хоромах, где царила обжираловка, в 1937 году. Пострадал «ни за что» и Л.Э. Разгон — отнюдь не старший дворник при детском садике, а майор ОГПУ со всеми вытекающими…»
Русский против «интернационалистов»
Невинные жертвы в 37 году? Были. Но… — и это доказывают не трепачи-провокаторы с тель-авивских программ, а документы, — схвачены были за руку и валютчики, проворовавшиеся торгаши, грабители, убийцы. Этих, последних, как бы не замечают! Невыгодно! Без устали ваяют «киношедевры», призванные добить правду о ярких, самобытных личностях социалистической эпохи и — опять же — залить чернухой образ И.В. Сталина, да, ненавидевшего сионизм, прохвостничество, духовное убожество корыстолюбцев и тем более — предателей. И потому Владимир Бушин снова и снова — «За Родину! За Сталина!» На этот раз его конкретная задача — разоблачить гнусность замысла и убожество исполнения «фильмов ужасов» — «Сталин» (трехчасовой голливудский Ивана Пассера), еще более художественную картину «Ближний круг» нашего соплеменника Андрея Кончаловского и семисерийную телемахину «Монстр» тоже соплеменника, Александра Иванкина — плод содружества заокеанских и наших демократов.
Характерная особенность фильмов — интернациональный состав создателей. Скажем, режиссер «Сталина» Иван Пассер — чех, ставший американцем; оператор Вилмош Зигмонд — венгр, ставший американцем, композитор Станислав Сиревич — поляк, ставший американцем. Режиссер «Ближнего круга» Андрей Кончаловский — русский, ставший американцем, и т. д.
Надо, правда, признать, что среди создателей «Монстра», во всяком случае среди наших блистательных литераторов, — с ненавязчивым сарказмом уточняет Владимир Бушин, — одаривших его своим талантом, нет столь богатого разнообразия ни в национальном, ни даже в партийном смысле. Здесь почти сплошь бывшие члены КПСС, причем иные из них с замшелым ветеранским стажем: Борщаговский, Габрилович, Разгон, Новогрудский.
И где же «блистательный плод» их интернациональной ненависти к Сталину? В. Бушин пользуется рецензией Леонида Кузуба: «…Большая, почти на два с половиной часа картина. Профессиональная до скуки. Ближний круг Сталина кажется бутафорским. Неужели за годы работы в Голливуде горькая история нашей страны стала для Кончаловского чужой?.. Примитивный комикс.»