Непосредственными впечатлениями лётчик поделился в статье «Как я совершил «мёртвую петлю», опубликованной в "С.-Петербургской газете" от 4–5 сентября 1913 г.
27 августа вечером, привязавшись предварительно ремнём к сиденью, я поднялся на высоту 1000 метров, с которой решил планировать. Когда я последний раз посмотрел на анероид (прибор для определения высоты в виде циферблата), мне пришло в голову, что в случае неправильного поворота этот приборчик должен будет выпасть из кармана куртки, когда я буду лететь вверх ногами. Но… я решил «рискнуть» им для большей убедительности.
Далее П.Н. Нестеров описывает своё восприятие процесса выполнения «мёртвой петли», известного нам из протокола.
…За все время этого 10-секундного полета я чувствовал себя так же, как и при горизонтальном повороте с креном градусов в 70–80, т. е. ощущал телом поворот аэроплана, как, например, лёжа в поезде, чувствуешь телом поворот вагона. Здесь же я сидел несколько мгновений вниз головой и прилива крови к голове не чувствовал, стремления отделиться от сиденья тоже не было, и ноги давили на педали. Мой анероид не выпал из кармана куртки, и инструменты в открытых ящиках остались на своих местах. Бензин и масло также удерживались центробежной силой на дне бака, т. е. вверху, и нормально подавались в мотор, который великолепно работал всю верхнюю половину петли…
Хочется заметить, что спустя 70 лет в аэроклубе мне — автору этой заметки — приходилось выполнять на планере «мёртвую петлю» как необязательную фигуру пилотажа. Инструктором полётов она воспринималась как мелкая шалость, допустимая для приобретения навыков вывода летательного аппарата из «штопора». И ощущений от перегрузок особых не было, кроме обвисающей кожи на челюстях и сползания наушников с ушей на щёки. Но самым впечатляющим был вид горизонта, выплывающего над головой из-за затылка.
Итак, вернувшись к событиям 1913 года, почитаем отзыв Научно-технического комитета Киевского общества воздухоплавания о значении для авиации «мёртвой петли», совершённой на Сырецком военном аэродроме. В отзыве писалось, что во время полета большую роль играют точное знание приемов пилотажа и уверенность летчика в возможности управлять аэропланом при всяких положениях в воздухе. Такая уверенность возможна лишь в том случае, когда авиатор владеет хорошо испытанными приёмами управления. До полета же П. Нестерова 27 августа 1913 года вопрос об управлении аэропланом при вертикальных положениях носом кверху оставался открытым. Естественно, что, оказавшись в этой ситуации, летчики теряли самообладание и были обречены на гибель. "Мертвая петля" П. Нестерова доказала, что из «штопора» можно выйти благополучно при достаточном хладнокровии и умении. Этот опыт имеет громадное практическое значение и является ценным вкладом в науку.
Так был побежден «штопор», страшнейший бич авиации, уносивший множество жизней, считавшийся неизбежно смертельным и который прежде сам Петр Нестеров называл "непоправимой потерей управляемости". В ходе Первой мировой войны виражи и петля Нестерова стали боевыми фигурами. Но роль Нестерова в истории этим не ограничивается. Он стал героем Первой мировой войны, в которой впервые применялась авиация. Причём до 1914 года всё вооружение аэропланов составляли личные револьверы лётчиков. Встретившись в воздухе, неприятели обменивались одиночными выстрелами или, поднимаясь выше вражеского самолета, сбрасывали на него бомбы. И Пётр Нестеров для разрушения в воздушном бою оболочки дирижабля устанавливал в хвостовой части аэроплана «нож-пилку», а для поражения воздушного винта самолёта неприятеля — длинный трос с грузом на конце.
Геройская гибель знаменитого пилота связана с первым в истории мировой авиации воздушным тараном, который окончился поражением самолёта неприятеля. Спустя почти три десятилетия, в годы Великой Отечественной войны, этот подвиг повторили сотни советских лётчиков.
Л. АЛЕКСЕНКО,
http://www.komunist.com.ua/article/18/7544.htm
«ДЕТИ КУЛАКОВ» — 2
Есть в Сибири красивое село, 200 км — от Новосибирска, 90 — от железной дороги, 30 от райцентра. К этому селу приписана деревня Загора. В ней стоит единственный двухэтажный дом из брёвен. Этот дом построил мой дед по отцовской линии — Зленко Петр Степанович, выходец из крестьян Сумской области. По реформе Столыпина тогда многие ехали в Сибирь. Нынешний президент Украины не отважился поехать в Сибирь. Не пришлось бы ему молотить языком. Пришлось бы ему молотить топором. Появился бы в деревне Загора второй двухэтажный, а при желании и трёхэтажный, дом.
Это ныне. В те времена многое было по-другому.
Пришла Советская власть. Товарищ Эйхе Роберт Индрикович прислал разнарядку на кулаков. Местная ячейка постановила — выселить кулака из деревни в Васюганские болота. Тогда это был Западно-Сибирский край. Не стал мой дед ждать выселения. Сбежал из деревни на станцию Полысаево. Стал обходчиком железнодорожных путей. Дали ему домик малый и кобылу для перевозки всякого инструмента и топлива. Так кулак стал диктатурой пролетариата. Описал он своё житьё сыну своему. Читали всей деревней. И позавидовали. Написали в НКВД донос — такой-то кулак затесался в рабочие. Железнодорожная НКВД расследовала этот донос и, как в известном тогда рассказе «Щепка», ответило доносчикам: «Присылайте ещё таких же кулаков».
Ячейка решила выселить сына кулака. И тоже на Васюганье. Сын тоже сбежал. На угольную шахту посёлка Кузнецк (теперь это Ленинск Кузнецкий). В письме оставшейся в родном доме своей матери написал, что работает забойщиком. Хорошо получает. Летом перевезёт к себе. И опять из деревни донос — такой-то кулак затесался в забойщики. НКВД Кузнецка после расследования ответило заявителям, что на Васюганье шахт не имеется и что ячейка выселяет не туда, куда надо; присылайте к нам. Желающих поехать забойщиком на шахту в деревне не оказалось. А выселять было некого. Все были бедняцкого происхождения.
С годами сын стал Яковом Петровичем. Женился. Так я и родился. В страшно голодный год. Моей матерью стала Парунька из красивого села, что рядом с Загорой. Имя селу Елбань. Сделали в селе два колхоза — имени Ильича и имени Эйхе. Того самого, который прислал разнарядку на кулаков. Во втором колхозе состоял мой дед по материнской линии Чесноков Василий Самойлович — участник подавления восстания боксёров, японской и германской. Четыре «Георгия» на груди. «За Веру, Царя и Отечество». Ходил под командой генералов Куропаткина и Самсонова.
Власть Советская бросала моего отца и мать в разные места — на шахту в Черемхово (это Хакасия), на цинковый рудник г. Салаир, на золотой рудник Громотуха (что близ вершины Б. Таскыл — это в верховьях реки Кия), а затем отправили на самый север, в г. Норильск. Страна нуждалась в валюте. Сын кулака валюту давал. Мыл на бутаре и в лотке. А когда пришёл Гитлер воевать русскую землю, сын кулака пошёл защищать эту землю. Пал на Курской дуге. Близ г. Льгов. Сам кулак тоже погиб. Расчищая железнодорожные пути от снежного заноса. Зато остались дети кулака. Называли нас «солдатские дети». Учили меня в школе на станции Тайга, учили в Томском политехническом. Оставили для научной работы. Стал кандидатом наук. Из Загоры писали, чтобы я или мой брат приехали и получили наследство — дом моего отца и деда. Съездил я в Загору, посмотрел на дом. Живут в нём люди. Пусть живут. Поговорил с родственниками. Отказался от всех прав на наследство. И опять позавидовали — «выучился на учёного, нос воротит от села». Но писать донос было уже некуда.