– Давно ты вышла замуж?
– Два месяца назад.
– А ислам приняла?
– Тогда же. Перед свадьбой.
– И…
– Очень довольна! Просто очень!
– Да я не об этом.
Когда-то с секретаршей у меня были более теплые отношения, чем сегодня. Про себя я до сих пор иногда называл ее Линда… в честь Линды Лавлейс. Дело в том, что годы моей молодости пришлись на революцию. Если быть точным, то закончившиеся 1990-е были временем сразу нескольких революций, причем одна из них была сексуальной. Сегодня вспоминать о ее залпах немного неудобно, но что было, то было.
Говорят, кто в молодости не был радикалом, у того нет сердца. Моя юность была такой, что, может быть, теперь у меня плохо работают какие-нибудь другие органы (скажем, печень), но вот с сердцем дела обстоят неплохо. Двадцатилетним пареньком я понятия не имел, что делать с доставшейся мне жизнью. Ее метало в диапазоне от хардкора до драм-н-бейса, а я не возражал.
Несколько десятилетий подряд страной правили скучные старики. А потом во власть пришли деятели помоложе. Представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, у них были довольно причудливые. Мое собственное детство к тому времени уже закончилось, а куда идти дальше, никто больше не указывал. Так что, кроме как революцией, заниматься-то было и нечем. Тем более что революция все-таки оказалась очень сексуальной.
Свою биографию я нарезал ломтиками и каждый вечер оставлял по небольшому кусочку в очередном заведении. В начале десятилетия это был самый первый русский найт-клаб «Там-Там». В середине – рейв-заведение «Тоннель». Еще позже – сквот «Fish-Fabrique». Потом – клуб «Манхэттен». Именно в «Манхэттене» я впервые встретил будущую секретаршу, которая тогда еще не была мусульманкой, но сногсшибательной была уже тогда, и почти сразу после знакомства мы с ней оказались в тесной «ман-хэттенской» туалетной кабинке, причем от секретов, которые знала секретарша, кабинка становилась совсем уж крошечной, а она смеялась, запрокидывая назад свою красивую голову, и вытворяла такое, что, вспоминая о том вечере, я краснею до сих пор.
Впрочем, краснею не очень сильно. Все это давно не имеет ко мне никакого отношения. Того парня, который когда-то смотрел в ее смеющееся, перепачканное спермой лицо, давно нет. Сегодня я беден, мокр и терпеливо жду, пока меня примет ее директор. Но главное даже не это, а то, что революция давно закончена. Я женат, она замужем за мусульманином. И оба мы по-своему счастливы.
Сидеть было скучно. Тишина в редакции висела такая, что если прислушаться, то, наверное, можно было услышать, как за окном тяжело стучит сердце моего смертельно больного города. Вчера весь вечер Кирилл уговаривал меня уехать в Москву. Мол, дома, в Петербурге, ловить все равно нечего. А я отвечал, чтобы он шел в задницу. Петербург единственный город в стране, где переезд в Москву считается не ступенью в карьере, а безнадежным грехопадением.
Я полистал лежащие на столе журналы. Как и положено, они были дорогими и бессмысленными. На треть они состояли из фото голых звезд. Самым лучшим считалось то издание, где таких фотографий было больше.
Несколько раз я присутствовал при подобных съемках. Помню усыпанную здоровенными родинками спину самой эффектной отечественной теледикторши и то, как гримерша помадой подкрашивала соски известной певице. Фотограф требовал от девушек складывать губы трубочкой и руками сильно стискивать себе грудь. Те даже не пытались спорить: губы складывали, сисечки стискивали, ноги разводили как можно шире. Объектив у фотографа был здоровенный, черный и выдвигался очень далеко вперед. Все понимали, что в каком-то смысле фотограф все-таки поимел девушек этим своим объективом. Причем специально в самой неудобной для них позе. Но никому и в голову не приходило возражать. При съемках присутствовали бойфренды героинь, которые даже советовали подружкам, как встать, чтобы фотографу было удобнее.
Курить в приемной было нельзя. Я сказал секретарше, что, если директор вдруг освободится, пусть она никого не пускает, а срочно зовет меня, и спустился на улицу. Там было холодно. Курить и слушать, как в козырек над входом бьется дождь, было замечательно. На асфальте лежали трупы листьев.
Потом, замерзший и запыхавшийся, я вернулся в приемную. За то время, пока меня не было, там ничего не изменилось. Я взял журнальчик и стал дальше листать его с того места, на котором остановился.
После фотографий с голыми девушками в журналах шел еще более омерзительный блок авторских колонок. Суть та же: авторы за бабки показывали свои интимные стрижки. Только смотреть на дур-телеведущих было интересно, а на пожилую отечественную интеллигенцию не очень.
По идее, все эти колумнисты должны были озвучивать настроения в обществе. Выражать словами то, что все остальные только чувствуют. Да только где это вы видели в русских журналах таких специалистов? Те, кто в моей стране берется говорить от лица общества, – это очень специальные люди. Не знаю, замечали ли вы, что прогнозы отечественных политологов и экономистов не сбываются вообще никогда, а прочитав рецензию даже самого толкового кинокритика, невозможно понять, стоит идти на этот фильм или не стоит?
Умники-колумнисты живут в одном мире, а те, от лица кого они говорят, совсем в другом. Впрочем, бывают и исключения. Перевернув еще страничку, я обнаружил маленькое фото Эдуарда Лимонова. Как и у всех остальных колумнистов, у Лимо-нова тоже была всего одна песня на все времена. Но слушать, как он ее тянет, было хотя бы занятно.
Помню, сколько-то лет тому назад я собрался в клуб «Манхэттен», чтобы послушать Олега Гитаркина. Сегодня Олег пишет музыку для рекламы МТС, а в те годы считался вполне себе независимым артистом, самым продвинутым из русских электронщиков. Вместе со мной на тот концерт пошел приятель по имени Ян. Сцену ни мне, ни Яну видно не было, потому что столик ровно перед нами заняла певица Наталья Медведева, а на голове у нее был надет высоченный плюшевый цилиндр.
Певица в тот момент была женой писателя Ли-монова. Но Лимонов сидел в Москве, а певица сидела в «Манхэттене», и за руку ее держал парень, вместе с которым когда-то я делил кабинет в городской газете «Смена». Звали его Макс. Иногда он наклонялся к плюшевому цилиндру и что-то шептал певице на ухо. Она улыбалась. Вряд ли кто-нибудь усомнился бы насчет того, что за отношения связывают Макса с чужой женой. И пусть на дворе стояли времена русской секс-революции, но смотреть на все это мне совсем не нравилось. После третьей песни Гитаркина я сказал Яну, что, пожалуй, пойду. Тем более что и концерт оказался так себе.
Не знаю, почему я так запомнил этот вечер. В моей жизни были тысячи таких вечеров. Но тот я почему-то запомнил.
«Манхэттен» через несколько лет после этого закрылся. Клубы вообще не живут долго, но биография «Манхэттена» оказалась и вовсе молниеносной. Сегодня на месте, где был клуб, открыт пивной бар. Довольно уебищный.
К тому времени, когда закрылся «Манхэттен» певица Медведева, некогда носившая высокий плюшевый цилиндр, уже несколько лет как умерла. Говорили, что причина в тяжелых наркотиках. Перед этим она успела страшно похудеть, постареть, развестись с писателем Лимоновым и уйти к парню из нелепой московской группы «Коррозия металла».
К тому времени, как она умерла, Макс, когда-то державший певицу за пальцы, уже несколько лет как числился без вести пропавшим. Подробности неизвестны и до сих пор, но вроде бы дело там было в том, что сдуру он вписался в какое-то журналистское расследование. И даже поперся за кем-то следить. Макса тут же заметили, скрутили, привезли в баню и спросили, что это он делает. Зачем следит? Толком объяснить он ничего не мог, и это показалось подозрительным. Парня на всякий случай убили, а тело спрятали. Да так надежно, что отыскать его не могут и до сих пор.
К тому времени, когда все это стало более или менее известно, моего приятеля Яна, с которым в тот вечер я ходил в «Манхэттен», уже несколько лет как застрелили. Он был неплохим журналистом, но постоянно повторял, что нормальных денег в газетах не заработаешь. И вместо того, чтобы писать о политике, попробовал этой политикой заниматься. Как-то зашел в парадную, имея в портфеле несколько десятков тысяч долларов чужих денег. Кто именно захотел забрать деньги себе, следствие выясняет до сих пор. Яна нашли с простреленной головой, а портфель не нашли совсем. Вместе с ним погибла какая-то случайная девушка.