— Сбрось скорость, Палыч не успевает…
Мы поехали чуть медленнее, и Валера закурил «беломорину». Сизый дымок немедленно заполонил весь салон. Я услышал возню рядом с собой, и негромкий голос спросил из темноты:
— А что, здесь можно курить? Тогда я тоже подымлю, вы позволите?
Напряжение недавнего боя меня уже отпустило, и я ответил деду совершенно человеческим, нормальным тоном:
— Курите, конечно. Сильно перенервничали, да?
Дед поднялся с пола, отряхнул брюки и пиджак, сел в кресло, неторопливо закурил (тоже папиросу, как и Валерка) и только потом с достоинством ответил:
— Да. Я действительно испытал сильные эмоции…
Глава шестнадцатая
Не доезжая километров пятьдесят до Каширы, нам пришлось снизить скорость почти до пешеходной — все шоссе оказалось усеяно мешками с песком или старыми шинами. Мы тащились эти километры почти четыре часа, поэтому встретили рассвет еще в дороге.
Увидев мягкий и широкий склон и спокойную речку по своему борту, я вдруг вспомнил запахи в «Икарусе» и крикнул Васильеву:
— Здесь надо переждать!
Он не стал спорить. Мы медленно съехали к берегу, сделали полукруг и встали так, чтобы можно было сразу, без разворотов, вырулить на шоссе.
«Икарус» повторил наш маневр. Когда он встал, я тут же вышел наружу, заранее обмирая от того кошмара, который мне предстоит увидеть и услышать.
Палыч тоже сразу вышел из автобуса, и мы встретились с ним на полпути между нашими машинами, как парламентеры последней войны.
— Тридцать пять человек. Детский дом «Солнышко», мля. А пионерский лагерь назывался «Ромашка». Они в Москву возвращались, из «Ромашки» в «Солнышко», мля. Короче, бухгалтершу сразу замочили — пожилая тетка была. Вожатую забрали для развлечений. Водила еще был. Удрал, наверное.
Палыч говорил отрывистыми фразами и глядел не на меня, а на предрассветное солнце, которое выкатывалось над тихой речкой, и эти фразы летели над водой, как плоские камешки, до самого леса с той стороны, отражались там и возвращались отчетливым и пугающим в своей резкости эхом.
Хлопнула дверь «форда». Это выбрался Васильев, чтобы размять затекшие ноги.
— Ну, чего там?.. — спросил он, не решаясь подойти к автобусу и посмотреть самому.
Палыч хмуро взглянул на него, потом перевел взгляд на меня и вдруг заорал, как подстреленный:
— Ё-мое, Тошка, у тебя же все плечо разворочено!
Я покосился на свое плечо, но ничего такого страшного не заметил. Я начал вертеться, пытаясь разглядеть левую лопатку, где действительно чем-то поскрипывало, но Палыч рявкнул на меня:
— Сядь на землю, дятел. Ща перевязку сделаем, будешь как живой.
Я послушно присел на влажную от росы траву, а Игорь быстро дошел до «форда» и крикнул в раскрытую дверь:
— Гражданин Аронович, не могли бы вы приступить к своим непосредственным обязанностям? Вы у нас врач или хрен с говном?
Из машины тут же выбрался заспанный дед с аптечкой в руках. Он подошел ко мне, положил аптечку на траву рядом, но сам садиться не стал. Напротив, он даже сделал шаг назад и виновато сказал:
— Я вообще-то в соматических поражениях не сильно разбираюсь…
— В каких-каких поражениях? — удивился Васильев, затягиваясь папироской и с интересом разглядывая морщинистое лицо доктора.
Дед беспомощно похлопал себя по карманам, и Валера протянул ему папиросу.
— Не понял я вас! Василий сказал, что вы врач, — гневно скривил губы Палыч.
— Я действительно врач. — Дед прикурил от Балериной папиросы. — Но врач-психиатр.
— А что ж ваш Вася плел про «скорую помощь», где вы якобы сорок лет отработали?! — не поверил Игорь, демонстративно уперев руки в бока.
— Ну, так я и работал сорок лет в «скорой психиатрической помощи», — спокойно объяснил дед.
— Да фигли там перевязывать… Валерка отбросил свою папиросу и присел рядом со мной. — Водкой залить да пластырем заклеить. Верно, дед?
Психиатр осторожно развел руками:
— Ну, в целом, наверное, это разумный способ лечения, — сказал он. — Но теория говорит, что возможны осложнения. Э-э… вплоть до гангрены. Впрочем, здесь я не специалист. Я же психиатр… э-э… к сожалению.
— Значит, психиатр? — с нажимом сказал Палыч, подойдя к деду почти вплотную.
— Психиатр, — кивнул тот, деликатно выдувая папиросный дым в сторону.
— Тогда прошу вас пройти во-он в тот автобус. Там вас ждут тридцать пять пациентов, и я хочу, чтоб через час они перестали скулить сквозь зубы и начали хотя бы плакать, как нормальные дети! — неожиданно сорвался на крик Палыч.