Действительно, как можно быть нетерпимым к тем несчастным пролетариям, которые хотят всего лишь изнасиловать вашу излишне гламурную супругу или выломать золотые коронки из вашей буржуазной челюсти?
Что, кстати, это за слово такое — «терпимость» ? Задумывались ли над его смыслом те, кто его употребляет? Если вы признаете, что терпите, значит, вас действительно раздражает объект «терпимости», и вы всего-навсего прячете свое раздражение под маской ханжества и словоблудия. То есть, к примеру, «терпимость» по отношению к другим расам на самом деле означает расизм, просто слегка припудренный фальшивыми улыбками «терпил».
Впрочем, сейчас мне было глубоко плевать на эти лингвистические тонкости. Я вдруг совершенно отчетливо понял, что не могу допустить возвращения в эту страну Ленки с дочкой, потому что физически не смогу всюду сопровождать их с помпой в руках. А без помпы они здесь не выживут.
Да и мне здесь даже с помпой — да хоть в танке! — жить теперь будет непросто.
Когда все это случилось? Почему так внезапно? Почему это вообще случилось с нами, а не с какими-нибудь китайцами?
Тут я подумал, что два армейских года оказались весьма кстати. Я еще не успел отойти от напряжения тех месяцев, когда проблема выживания была актуальна и привычна, как перловка по утрам. Мне было психологически легче вернуться в общество, построенное на тупости, подлости и насилии. Но каково сейчас тем, кто с насилием не сталкивался даже в фильмах, брезгливо переключая канал при виде крови или просто грубых, неотесанных лиц?.. Что они переключают сейчас, сидя по запертым квартирам и испуганно таращась в темные окна, за которыми не осталось ничего, кроме насилия, подлости и страха?
За окном, очень в тему к моим размышлениям, раздался выстрел, потом еще один, и я встал, направляясь на кухню: жрать захотелось — сил нет, а ту же картошку еще ведь почистить надо.
Глава десятая
Утро у меня в этот день началось часов в одиннадцать сказались, видимо, приключения вчерашних суток. Первый сюрприз в виде отсутствия горячей воды меня совсем не удивил. Скорее, наоборот— я уже недели две удивлялся беспримерному героизму сотрудников районной котельной, имеющих мужество работать в такой непростой обстановке.
Вымылся я с помощью ковшиков и тазиков, потому что газ в трубах еще был, и это свидетельствовало о еще более беспримерном героизме сотрудников «Газпрома». Электричество тоже никуда не исчезло, и это свидетельствовало о героизме сами знаете кого…
Еще работал телевизор, но это, на мой субъективный взгляд, было уже довольно глупо. Потому, к примеру, что новости Первого канала открылись потрясающим в своей актуальности сюжетом, как сразу в тридцати российских казино сотрудники федерального отдела МВД нашли ужасные нарушения.
На экране появился взвинченный крысоподобный гражданин в форме майора милиции, который, дергая острыми ушами и размахивая бледными руками, начал истерично кричать в камеру:
— Мы явились в казино «Петровское», принадлежавшее, как всем давно известно, нигерийскому преступному авторитету, и нашли там такие нарушения, что просто диву даешься, как они еще работали!.. К примеру, наши сотрудники замеряли длину ног у одного из крупье, и оказалось, что правая нога этого, с позволения сказать, крупье на один и семь десятых сантиметра короче левой! То есть клиенты приходили в заведение, думая, что их встретит сертифицированный «Ростестом» персонал, а на деле оказывается, что этот персонал хромает на обе ноги!..
Это безумное интервью сопровождал не менее потрясающий видеоряд, где яркие фасады игорных заведений перемежались с изображениями какого-то военного конфликта (кажется, арабо-израильского). К чему были эти аллюзии, стало ясно из закадрового текста — оказывается, в нескольких столичных казино зарплату платили в конвертах, а не «по-белому». Отсюда авторы текста делали вывод о причастности владельцев к международному преступному синдикату, а привязку к Израилю я как-то пропустил. Кстати, может, ее и не было вовсе, и кадры военных действий на Ближнем Востоке режиссеры подложили просто для пущей красоты и ритма.
Сразу после этого чудного сюжета пошел репортаж об упавшем вчера на Питер самолете, и это оказалось интересным. Самолет был частным и потому небольшим, и его каким-то образом умудрились захватить мародеры прямо на взлетном поле Левашовского аэродрома. Но уже на борту между мародерами разгорелась драка, результатом которой стало убийство или ранение единственного пилота, после чего машина и упала.
Завершая рассказ об этом поучительном инциденте, репортер, часто моргая красными от недосыпа или перепоя глазками, сказал:
— Узнав о происшествии, руководство ЛенВО приказало всем своим подразделениям, занятым на охране подобных объектов, немедленно сдать оружие. По просьбе руководства военного округа мы официально сообщаем: все объекты авиационной инфраструктуры в Ленинградской области охраняются невооруженными солдатами, поэтому нет никакой необходимости нападать на них в поисках оружия. Повторяем: оружия у солдат Лен-ВО, охраняющих военные склады и аэродромы, нет…
Я подумал, не прогуляться ли мне на ближайший аэродром с помпухой и не угнать ли какой-нибудь приличный самолет, чтобы свалит наконец отсюда на фиг, ю тут же подумал, что на аэродромах сейчас будет не протолкнуться от таких же инициативных граждан, мобилизованных тупыми генералами, и оставил эти мысли.
Потом до меня дошло, что никаких самолетов и вообще ничего интересного на этих армейских объектах уже нет, все давно украдено якобы тупыми генералами. И именно для того, чтобы прикрыть эти кражи, армейское начальство сейчас разоружает своих подчиненных, которые, конечно, не смогут удержать спровоцированные телевидением толпы мародеров.
— Какие же вы все мрази,— укоризненно сказал я телевизору и выключил его, потому что физическиустал расстраиваться.
Я полез в холодильник, нашел там позапозавчерашние щи и решил их съесть, пока не началось.
Впрочем, едва я поставил кастрюлю на огонь, по кухне тут же распространился невероятно гадкий запах тухлятины, и я понял, что этих щей мне лучше не есть, разумеется, если я не думаю закончить жизнь само» убийством.
Я вылил содержимое кастрюли в унитаз, попутно порадовавшись беспримерному героизму сотрудников «Водоканала», благодаря которым в Питере еще работает канализация.
Впрочем, может быть, канализация работает только потому, что воровать там просто нечего. Или потому, что нет генералов от канализации — они бы, уверен, нашли, что украсть даже в таком безнадежном месте.
Потом я уныло шарил по пустым полкам холодильника, но тут как раз позвонил Палыч.
— Доброе утро, Антон,— очень сухо, по-деловому сказал он.— Я буду у тебя через пару минут. Собери шмотки на неделю и выходи во двор, чтобы нам не ждать. Времени в обрез, так что давай без глупостей! И учти — если у тебя баба, мы ее до дома подвозить не будем. Некогда!
Я пожал плечами и пошел собирать «шмотки на неделю». Интересно, что входит в это понятие? Зарядное устройство для телефона, документы и набор инструментов и так постоянно жили у меня в поясной сумке, а что еще может понадобиться человеку в течение недели?..
Я достал семь комплектов нижнего белья и, призадумавшись, кинул в дорожную сумку еще пару носков и трусов про запас. Потом походил по квартире в глубокой задумчивости, но так и не нашел больше ничего, что стоило бы взять в путь-дорогу.
В ванной я перекрыл краны с холодной и горячей водой, а в прихожей отключил пробки, после чего нацепил кроссовки, повесил на правое плечо помпу, накинул сверху куртку и вышел прочь, тщательно заперев за собой дверь. У меня вдруг появилась уверенность, что сюда я уже больше никогда не вернусь, и я даже подумал, не выкинуть ли по этому поводу ключи к чертовой матери, но удержал себя в руках, аккуратно положив ключи в поясную сумку и бережно ее застегнув.