Я посмотрел на этот дом как мог внимательно, но ничего интересного не увидел.
Потом я вспомнил, что дети во дворе гуляют одни, и сказал об этом вслух.
— Мы сейчас только умоемся и пойдем работать. У нас воды в доме уже неделю нет,— сказали женщины, послушно поднимаясь, но я покачал головой:
— Вы пока здесь обустраивайтесь, помойтесь опять же. А до обеда я сам подежурю. Потом — милости просим. Обед и дневной сон — ваша обязанность. Договорились?
Женщины улыбнулись так радостно, что я потом еще по инерции улыбался им в ответ все время, что шел по коридору наружу, во двор.
Вернувшись в беседку, я достал телефон и взглянул на индикатор сети. Сегодня сеть работала, и я быстро набрал номер Валеры. Лишь через пару минут в трубке раздался сонный голос Васильева:
— Ну, чего тебе, Тошка?
Я рассказал про визит аборигенов и телевизионный пиар, сопровождающий нас.
— Это еще что! — откликнулся Валера.— Я вот прямо сейчас телик твой карманный смотрю, а там в новостях втирают, что ты, Антон Пожарский, теперь называешься лидером общественного движения «Гризли», лозунг которого «Не бойся!». Говорят, ты уже совершил тридцать три подвига. Надеюсь, сексуальных,— хохотнул он, и я оборвал его, почувствовав какую-то неловкость в его словах:
— У вас-то как дела?
— А что с нами может случиться? — удивился он.— Шоссе пустое, идем сто километров в час, а не сто пятьдесят, потому что груженые сильно. А так — всё в норме. Короче, лидер, звони, когда бить начнут. Приедем и спасем, как обычно.
Я пообещал позвонить вечером, если будет сеть, и выключил трубу.
Возможно, мне показалось, но в интонациях Валеры звучало недоумение, густо замешанное на раздражении странным телевизионным пиаром. Он явно не понимал, что происходит. А вот мне представлялось, что я уже все понимаю.
Я вернулся в беседку и сел там не на лавочку, а на пол — мне не нравилось, что с лавки меня видно всему микрорайону, вытаращевшему на наш садик подслеповатые и давно уже немытые окна панельных многоэтажек. Наркоманский дом тоже смотрел на меня с явной и ожидаемой угрозой, и я даже тронул пальцами приклад помпы, чтобы убедиться, что оружие при мне.
Близнецы Саша и Паша, назначенные на сегодня дежурными, подбегали с докладами каждые пять минут, не давая мне окончательно погрузиться в сон, и именно они, а не я первыми заметили забрызганный грязью джип, который появился на пустом проспекте и после пары маневров остановился возле наших ворот.
— Дети, быстро все в дом!! — заорал я, холодея от дурных предчувствий, и дети послушно, но не так быстро, как мне хотелось бы, побежали к дверям.
Пригибаясь, я выскочил из беседки, проклиная себя за самонадеянность, в результате которой оказался без бронежилета и боеприпасов — у меня с собой была лишь помпа с шестью патронами. Это на двадцать секунд несложного боя, а потом можно поднимать лапки кверху…
Я успел выбрать позицию между беседкой и воротами, устроившись за капитальными, из бетона и металлических профилей, каруселями, и уложил свою помпу на удобный железный бортик. Впрочем, заняв позицию, я тут же успокоился — отсюда я сниму всех пассажиров с гарантией и еще успею вдарить последним патроном по бензобаку. Что бы они там ни придумали, легко уродам точно не будет.
В джипе, похоже, заметили мои передвижения, потому что сразу выходить не осмелились. Там медленно опустили правое окно, и напряженный, сдавленный голос спросил:
— Антон? Пожарский? Это Ваня Сыроежкин. Не стреляй в меня, пожалуйста!
Потом дверь машины открылась, и сначала показалась телекамера, а потом и ее хозяин — оператор Ваня.
Тряхнув пыльной косичкой, Иван растопырил ноги, бодро поднял объектив камеры и сделал панораму по садику, а потом уставил камеру прямо на меня, в упор. Наглец какой!
Я немедленно встал, убрал помпу за пазуху и направился к воротам, крикнув по дороге:
— Гражданин Сыроежкин! А разрешение на съемку у вас имеется? Или желаете получить камерой по лбу?
— Уважаемые телезрители!—затараторил Иван во встроенный микрофон камеры.— Вы видите перед собой знаменитого лидера народного движения
«Восточные медведи» Антона Пожарского. Живая легенда согласилась ответить на наши вопросы прямо в своей штаб-квартире, ничем не примечательном доме на окраине Каширы,, где также находятся и несколько десятков детей, вырванных активистами движения из лап безжалостной подмосковной банды.
Я подошел к воротам и отворил их, но Иван остался стоять с работающей камерой на плече.
— Ты сейчас хорошо в кадре стоишь,— объяснил он вполголоса.— Давай здесь отработаем!
— Что отработаем ? — Я продолжал недоверчиво разглядывать джип за его спиной.
— Антон, пожалуйста, не ломай мне картинку, не двигайся в кадре,— попросил Иван, встав поудобнее.— Итак, специально для наших телезрителей лидер знаменитых «гризли» Антон Пожарский дает эксклюзивное интервью!—уже совсем другим, каким-то заполош-ным голосом заорал Иван и подмигнул мне обоими глазами.
— Что вы думаете о положении в стране? — спросил Ваня, ухмыльнувшись во весь рот.
Я помолчал, собираясь с мыслями.
— Насколько мне известно, положение в стране хреновое,— наконец ответил я.
— Ваши оппоненты, члены правительства и даже некоторые популярные политики, считают иначе… — Иван смешно надул щеки, показывая мне этих самых оппонентов. Я понял его и начал закипать.
— Эти люди не покидают Москву. Что они могут знать о ситуации за пределами Кольцевой автодороги? — яростно выкрикнул я, вспоминая последние горячие-» денечки. . fc
— Что вы можете предложить своим последовате-, лям? Говорят, их уже больше полумиллиона человек… —tjr-Иван наморщил лоб и закатил хитрые глазки к самому небу.
Действительно полмиллиона? Иван придумал полмиллиона таких же, как я, как Валера, как Палыч?.. Мне вдруг стало смешно и одновременно интересно. Я с готовностью включился в эту игру — расставил ноги пошире, расправил плечи и начал говорить в камеру так, как и должен был говорить лидер общественного движения «Гризли», представляющий полмиллиона человек:
— Факты свидетельствуют, что правительство не контролирует ситуацию. Значит, контроль должен перейти в руки тех, кто способен это делать. Сейчас это бандиты и мародеры. Завтра это должны делать мы — люди, способные отвечать ударом на удар. Хватит компромиссов! Хватит болтовни! Никаких переговоров с дерьмом, заполонившим наши города! Крыс надо уничтожать, а не вести с ними переговоры! Наши лозунги: «Мы сами!», «Не бойся!» и «Стреляй первым!»
— Лозунги хорошие,— с одобрением отозвался Иван.— Но что вы скажете, когда в ПАСЕ начнут перемывать вам косточки насчет избыточного, неоправданного применения силы?
— Да плевать на них десять раз,— ответил я.— Кто они такие, эти жабы из ПАСЕ? Такие же крысы, как и наши мародеры, только при галстуках. Они запрещают нам стрелять, потому что сами неспособны на это.
— Хорошо сказано,— кивнул Иван.— Но ведь в России официально запрещена смертная казнь. Не говоря о том, что это аморально — убивать других людей, используя государственный аппарат принуждения.
Он возразил с крайне серьезным выражением лица, так что я поверил в его искренность и потому тоже завелся всерьез:
— Аморально?! Убивать уродов — это, значит, уже аморально?! Да один реальный смертный приговор, публично приведенный в исполнение, сам по себе предотвращает сотню будущих преступлений! Убей крысу —и она больше не сможет убивать! А значит, будут жить сотни людей. Дети, женщины, все — будут жить и радоваться! Так кто из нас против смерти: ты, травоядный ханжа, или я— тот, кто знает, как спасти жизнь от смерти? Убей одного урода, который самим своим существованием угрожает тебе и твоим близким, и он физически не сможет больше убивать никого и никогда — вот и весь ответ на этот вопрос.
— Но ведь насилие порождает насилие… — пробормотал Иван, кинув быстрый взгляд на часы.