– Значит, ты ничего не помнил, пока мы с тобой не заговорили о моей тетрадке?
– Ну да, – уныло кивнул Михаил, а затем покачал головой. – А я ему еще говорю: «Не боись, мол, я на память никогда не жаловался…» Вот же сука!
Они снова помолчали. Потом Миша повернул голову и спросил:
– Слушай, ну так че ему сказать-то по поводу тетрадки?
Черный задумался. Конечно, в свете новой информации решение стоило обдумать заново.
– Знаешь, передай ему, что я подумаю.
– Да ты че, Черный? – всполошился Михаил. – Ему же отобрать у тебя тетрадку – раз плюнуть. Да он же в две секунды может тебя… ну, чего хочешь с тобой сделать. Вон как со мной-то…
– Пока ведь не сделал? – резонно заметил Черный. – И знаешь, что я думаю, – не может! Не понимаю почему, но, скорее всего, именно так и есть. Иначе ему совершенно не нужно было создавать ситуацию, при которой ты открыл мне всю эту информацию.
– Ему? – изумился Михаил, а потом обиженно протянул: – Да это я сам тебе все рассказал. Сразу, как вспомнил.
– Да, ты прав, – осторожно кивнул Черный.
Спорить с Михаилом не имело смысла. Он и так был слишком возбужден. Но самому Черному стало ясно, что Седой просто использовал парня как некий носитель информации, типа дискеты. Причем с «паролем», настроенным на определенного пользователя. Иначе почему Седой сначала «закрыл» память Миши и настроил ее «открытие» именно на определенный момент. Ключевой характеристикой стало его собственное присутствие, причем в отсутствие посторонних лиц. Черный даже осторожно предположил, что Седой дал его сокурснику некую установку на то, чтобы разговор, «открывающий» память, состоялся при отсутствии других людей. Иначе было сложно объяснить, почему Михаил, который первый разговор о пантакле затеял прямо в институте, теперь с несвойственным ему терпением подождал до конца занятий и начал разговор, только когда они пришли в относительно безлюдное место. Ну а дальше все по учебнику психологии: стресс от внезапно открывшейся ему шокирующей правды, желание выговориться…
– Ну и что мы теперь будем со всем этим делать? – уныло спросил Михаил.
– А какие у нас есть варианты? – задал риторический вопрос Черный.
– Ну… не знаю. Может, в милицию пойти? Или к ученым?
– И что ты им скажешь? Что сосед рассказал тебе, будто он – инопланетянин?
Михаил не ответил, только помрачнел. Черный дал ему пару минут, чтобы самому проиграть в уме разные варианты, а затем осторожно добавил:
– Если он сказал правду, скорее всего пока мы ничего сделать не сможем. К тому же я не уверен, что вообще кто-то что-то сможет сделать. С тем-то бардаком, что творится вокруг… Так что единственное осмысленное действие, на которое, по моему мнению, мы способны, это продолжать собирать информацию. Об этих Властелинах Времени. Ну и об остальных. А там посмотрим.
На том и расстались.
Следующие несколько дней Михаил, встречаясь с Черным взглядом, отрицательно мотал головой или тихо говорил: «пока не видел» или «не встречались еще».
Так прошла вся учебная неделя. Все это время Черный пытался собрать хоть какую-то информацию о пришельцах. Везде, где только можно. От бульварных газетных листков до Фидонета, от телепередач до книг. Он и раньше кое-что почитывал, но скорее от скуки или для развлечения. Теперь же все было по-другому. Его мир внезапно кардинально изменился. Ну, вроде как мир древних ацтеков, которые жили себе на Юкатане, строили близкие и далекие планы, но тут приплыли «большие деревянные рыбы» и выплюнули из своего чрева «белых демонов». И все изменилось. Причем кардинально, до самых основ. Драгоценный нефрит, например, оказался всего лишь дешевым поделочным камнем, надежный хлопковый панцирь – защитой не прочнее бумаги, а приличные мальчики и девочки из благородных семей, поколениями властвующих над миром, оказались сброшены со ступеней пирамид и примерили на шею рабскую колодку. И никто не мог гарантировать, что весь этот сложный, многоцветный мир, в котором жили люди, со всеми его большими и важными достижениями, ценностями и проблемами – от курса доллара и чемпионата мира по футболу до уровня инвестиционной активности и результатов ближайших выборов, готов рухнуть. Потому что если слова Седого были правдой, они означали, что «конкистадоры» уже здесь.
Следующую порцию информации Мишка выдал в понедельник.
Как и в прошлый раз, он подошел к Черному и сказал:
– Есть разговор.
После занятий они сразу пошли в парк при ЦДХ. Михаил шел молча, сумрачно глядя себе под ноги. А когда сел на лавку, долго молчал. Черный даже не выдержал и спросил:
– Ну что, встречался с Седым?
– Да.
– И что он тебе рассказал?
– Ничего.
Черный недоверчиво воззрился на сокурсника. Так зачем встреча-то? У него и так дел предостаточно. Он тут нарыл одну книжку, которую ему порекомендовали насчет пришельцев. Американки Барбары Марсиньяк. И Черный ее сейчас активно читал.
– Он взял меня с собой, – мрачно пояснил Михаил.
– Куда? На встречу со своими? – чувствуя, как у него мгновенно засосало под ложечкой, спросил Черный.
– Нет, просто. Поездили с ним.
– И что?
– Он не врет, – мрачно констатировал Михаил. – На такое человек точно не способен.
– На что?
И Михаил рассказал.
Седой встретил его вечером, во дворе. И это притом, что всю неделю они никак не могли пересечься. Михаил даже три раза сам приходил к нему, но дома не застал. А тут…
Было уже довольно поздно. Михаил вышел вынести мусор и, уже возвращаясь, наткнулся на Седого, который ждал у подъезда.
– О, привет, а я…
– Некогда, – оборвал его Седой. – Но если хочешь, давай со мной. В машине все расскажешь.
– Да легко, – встрепенулся Михаил, но затем бросил взгляд вниз на свои треники с пузырями на коленях и ботинки, надетые на босу ногу, и сконфуженно умолк.
– У тебя две минуты, – смилостивился Седой, – жду в машине.
Спустя две минуты Михаил пулей вылетел из подъезда и едва ли не на ходу запрыгнул на переднее сиденье «Нивы» Седого. Тот придавил газ, и машина, шлифанув асфальт всеми четырьмя колесами (это «Нива»-то!), буквально прыгнула вперед.
Решение Черного Михаил сообщил Седому еще до того, как они выехали из Королева. И потом до самого МКАДа сидел и размышлял над тем, а чего это его понесло в Москву на ночь глядя. Тех двух минут, за которые он успел взлететь до своей квартиры, бросить ведро и по-быстрому натянуть брюки и носки, ему вполне хватило бы, чтобы сообщить Седому всю имеющуюся информацию. Может быть, дело было в том, что Михаилу очень хотелось узнать еще что-то из того, что знал Седой. Черный ведь сказал, что нужно собирать информацию. Да и самому было жуть как интересно. Причем в полном соответствии с точными значениями двух этих слов – «жуть» и «интересно».
– Слушай, а… – начал он, когда они влетели в Москву.
– Не мешай! – оборвал его Седой, а затем уточнил: – Сегодня ни о чем не спрашивай. Не до этого.
Они три часа мотались по северу и центру Москвы, Седой регулярно останавливался и, бросив Михаилу:
– Посиди, я скоро, – ненадолго исчезал в каких-то подъездах, подворотнях, дверях дешевых забегаловок, а пару раз они припарковались на охраняемых стоянках у фешенебельных ресторанов. Пока Михаил ждал Седого, он попытался отыскать на паркинге еще хотя бы одну отечественную машину. Таких не оказалось. Их «Нива» была одна. Но Седого охранник пропустил на стоянку, даже ничего не спросив.
Уже после полуночи, заправив машину, Седой заехал в очередную подворотню и, оставив Мишу, исчез почти на полчаса. А вернувшись, бросил ему небольшой мешочек из чего-то, напоминающего черный бархат.
– Бриллианты когда-нибудь видел? – весело спросил он.
– Нет, – мотнул головой Михаил и поправился: – То есть видел, конечно, на картинках.
– Можешь посмотреть, – разрешил Седой, кивнув на мешочек.
Мишка несколько мгновений озадаченно смотрел на мешочек, а потом осторожно растянул горловину. На ладонь высыпалось несколько камешков. Михаил почувствовал, как у него мгновенно вспотели ладони. Он учился на геологическом и знал об алмазах довольно много. Алмаз – самый дорогой драгоценный камень на Земле. Плотность алмаза – 3,5. Показатель преломления – 2,42. Температура плавления – 3700–4000°C. Твердость – десять единиц по шкале Шора. А бриллиант – это всего лишь ограненный алмаз. Мишка, конечно, не был специалистом по драгоценным камням, но навскидку у него на ладони сейчас лежало миллионов десять баксов. Если, конечно, это действительно были бриллианты… Впрочем, существовал способ проверить. Михаил осторожно взял один из камешков и, прижав его к стеклу, надавил. На стекле осталась четкая царапина. Миша шумно выдохнул и осторожно ссыпал камни обратно в мешочек. От греха подальше…