Давид смотрел на них во все глаза, пока они не скрылись позади автомобиля.
Взяв машину напрокат в аэропорту Гвадалахары — столицы штата Халиско, Джоа и Давид отправились на север, перевалили через цепь Сьерра-де-Гуахолотес и оказались в штате Сакатекас. Трасса номер 23 проходила через городишки Гарсиа-де-ла-Кадена, Теуль-де-Гонсалес-Ортега, Тепечитлан, Тлалтенанго-де-Санчес-Роман и после Момакса вливалась вновь в штат Халиско — северную его оконечность в форме причудливого выроста. Здесь они взяли курс на запад и, оставив позади населенные пункты Тотатиче и Темастиан, повернули в Вилья-Герреро, спускаясь на юг в направлении Боланьоса — восточных ворот в земли уичолов. Финальный отрезок пути они проделали под ласковым солнцем клонившегося к вечеру дня. Глядя на них, нельзя было сказать, что они устали, а ведь им пришлось проехать двести пятьдесят километров и встать ни свет ни заря, чтобы попасть на первый рейс из Канкуна в Мехико. Для Джоа это было возвращением к истокам, для Давида — встречей с неведомым миром. Оба испытывали волнение, каждый — по-своему.
Они не перемолвились почти ни словом до Боланьоса, куда въехали по резко уходившему вниз спуску, — городок лежал в глубине каньона, на берегах одноименной реки. Ее они пересекли по мосту Двух Миров, названному так потому, что он соединял два мира, испанский и индейский. Джоа, которой выпала очередь вести машину на завершающем участке, доехала до самого сердца города — недостроенной церкви Сан-Антонио и выключила мотор.
Давида это удивило.
— Хочешь заночевать здесь, чтобы ехать в горы со свежими силами завтра?
— Нет.
— А что же мы тогда остановились? Я думал, ты хочешь приехать до ночи.
— Ты останешься здесь.
— Не понял…
— Перед бабушкой будет неловко, если она увидит нас вместе. Начнет расспрашивать и не так поймет, если я скажу, что мы — друзья и что ты просто сопровождаешь и оберегаешь. Я должна ехать одна.
— А если?..
— Здесь меня никто не найдет, не волнуйся, — успокоила она его. — Никто не может проникнуть на земли уичолов так, чтобы они не узнали об этом. И еще — я могу передвигаться тут беспрепятственно, а тебе потребуется специальное разрешение, пропуск. Это не туристическая зона со свободным перемещением. Это охраняемый индейский народ. Так что ты останешься в Боланьосе. Тебе здесь понравится, это старый город рудокопов, хотя смотреть тут, признаюсь, особенно нечего. Могу посоветовать три гостиницы: «Фамилиар», «Реаль-де-Боланьос» и «Халиско». Простенькие, но хорошие. Есть можно опять-таки в «Реаль-де-Боланьос» или же в «Палапе-де-Энрике-Пинедо». Если захочешь адреналина, займись рафтингом или дюльфером[5].
— Сколько дней тебя не будет?
— Не знаю. Два, три, четыре… Не могу сказать, Давид. Мне нужно не только поговорить с бабушкой.
— А что еще?
Она не ответила, и он не стал настаивать. Учился уважать ее молчание. Поколебавшись мгновение, Давид проникся правотой аргументов Джоа и вышел из машины. Забрал свой чемодан и подошел к ее окошку.
— Береги себя. — Его голос выдавал волнение.
— А ты не скучай, — пошутила Джоа.
— Сможешь позвонить мне на мобильный?
— Если мы в зоне покрытия, конечно.
— Возвращайся, пожалуйста.
— Вернусь.
Оба не решились ни обменяться рукопожатием, ни поцеловаться, ни слегка коснуться друг друга.
Джоа повернула ключ зажигания, двигатель ровно загудел.
24
От того, с какой скоростью сгущались сумерки, Джоа стало не по себе. Последние километры от Тукспан-де-Боланьос, расположенного в тридцати семи километрах от Боланьоса, до нагорья Ратонтита и ущелья Туле, уже в северном направлении, были самыми трудными. Здесь вообще не было дорог, и горы на каждом шагу скрывали «сюрпризы». Ее окружала могильная темень. Девушка прекрасно понимала — сорвись она с одной из этих отвесных круч, никто никогда ее не найдет.
А она обещала Давиду вернуться.
Подумав о том, что к юго-востоку отсюда, совсем недалеко, по другую сторону хребта Сьерра-Мадре, находится туристический центр Пуэрто-Вильярта, Джоа покачала головой — насколько в жизни все относительно.
В какой-то момент ей показалось, что она заблудилась.
Но нет, у каждого валуна, на каждом пересечении тысячелетних стежек-дорожек инстинкт безошибочно подсказывал, куда ехать, каким курсом двигаться дальше. Девушкой постепенно овладевало спокойствие, оно все росло, но не убавляло ее страхи. И когда спокойствие и страхи уравновесили друг друга, Джоа почувствовала себя сильной. Небеспричинный страх. Небезоглядное спокойствие. Она возвращалась домой, одна, спустя годы. И если в жизни есть особо значимые, переломные моменты, это был один из них.
До этого девушке не хотелось задумываться о способностях, которые выявили в ней события предыдущего дня.
Но она ими обладала, и это ее уже не удивляло.
Сколько времени у нее в распоряжении? Действительно ли решающий день настанет в конце декабря и совпадет с завершением Пятого Солнца по календарю древних майя, и именно поэтому все так спрессовывается и ускоряется? Или же это чистая случайность? Какова во всем этом роль дочерей бури? Кто еще является участником текущих событий и у кого сейчас ее отец, если предположить, что его похитили, а это, похоже, именно так… Почему всякий раз, когда проглядывает бумаги, рисунки отца, ее тело пронзает дрожь, словно она близка к разгадке, но не видит этого?
Почему она так сухо простилась с Давидом?
Последний вопрос ее взволновал по-иному, заставил улыбнуться и переключиться на другие мысли.
Она его едва знала и только начинала ему доверять. Вчера вечером, в Канкуне, они сидели вдвоем и разговаривали, со стороны, должно быть, напоминая парочку, коих всегда много в туристических центрах на побережье Карибского моря, хотя их беседе менее всего подходило определение «романтическая». Официант, тем не менее, принял их за жениха и невесту или за влюбленных, вогнав Джоа в краску.
Прощаясь в Боланьосе, они вели себя как два полных дурака — неуверенные, робкие.
Она только что с ним познакомилась, но он-то за ней следовал не один год.
Поглощенная этими мыслями, она не заметила, как оказалась на своей земле, у себя дома, — фары автомобиля выхватили из темноты сломанную деревянную доску с названием деревни.
Джоа глубоко вздохнула.
Оставались последние сотни метров. Удивленные шумом автомобиля в столь необычный час, обитатели нескольких домов появились на пороге своих жилищ. За исключением огоньков свечи, керосиновой лампы или чего-то подобного, слабо мерцавших в нескольких окнах, свет нигде не горел, многие, видимо, спали. Все постройки были очень простыми — стены из необожженного кирпича и камней, сверху обмазаны глиной, крыша из соломы. Бабушка жила на другом, западном краю деревни. Джоа ориентировалась без труда, поскольку время здесь будто остановилось — все было как прежде. Из-за позднего часа никто из ребятни не бежал следом. Дальше начинался такой крутой подъем, что вряд ли его можно одолеть на машине. Наверху, на фоне неба, усеянного блестками звезд, в свете растущей луны четко вырисовывались очертания трех стоявших на отшибе домов.
Один из них — ее дом.
— Бабушка…
Джоа не стала брать из машины дорожную сумку, только заглушила двигатель и погасила фары. И бросилась бегом наверх, с каждой секундой приходя во все большее возбуждение. Ей хотелось и кричать и плакать одновременно.