— Я?
— На данный момент вы наша единственная путеводная нить.
— И вы все эти годы наблюдали за нами, за отцом и мной?
— Да, — как нечто само собой разумеющееся, подтвердил он.
— Боже!.. — выдавила из себя, все еще не веря, Джоа.
— Это — величайшая загадка человечества, Джорджина. — Он произносил слова с особым упором. — Единственное реальное доказательство существования внеземного разума, который пошел на контакт с Землей.
— Если вы следили за отцом, как он мог исчезнуть под вашим оком?
— Я сказал, что мы наблюдали за вами, но не были вашей тенью, не следовали неотступно за вами по пятам. Нам было достаточно держать вас под контролем, знать, где вы и чем занимаетесь.
— Почему вы теперь вдруг решили рассказать мне все это?
— Разве не очевидно? Мы не знаем, что могло произойти, почему исчезла ваша мать, и еще меньше — почему исчез ваш отец. У нас остались только вы.
— Но я ничего не знаю!
— Повторяю: вы, возможно, не сознаете этого, но подсознательно… Вы знаете своего отца, его работу, часто ему помогали. Он мог оставить вам знак, нечто такое, на что никто другой не обратит внимания или не сможет понять.
— А если, как вы говорите, его увели… «они»? — Она старалась казаться ироничной.
Николас Майораль не ответил.
Джоа понемногу успокаивалась.
Обыск в квартире в Барселоне, пропажа шифрованных записей отца…
— Мне пора идти. — Она со вздохом взглянула на часы.
Ее собеседник стиснул зубы, отчего по обеим сторонам рта его лицо прорезали две глубокие борозды.
— Вы не поверили ничему из того, что я вам сказал, не так ли?
— Дайте мне время.
— Вероятно, его-то у нас меньше всего.
Джоа поднялась.
Мужчина остался сидеть.
— Думаю, мы увидимся вновь, — произнесла она с полувопросительной интонацией.
— Вы правильно думаете, — подтвердил он.
Не подав на прощание руки, она взяла со стола карточку.
— Там есть мой телефон, — прозвучал вдогонку голос Николаса Майораля. — Можете звонить мне в любое время дня и ночи.
Джоа прошла несколько шагов.
— Удачи вам, Джорджина, — было последнее, что она услышала за спиной.
Она и сама начала подумывать, что удача бы не помешала.
10
Только оказавшись одна, Джоа дала волю чувствам. Девушка бросилась на кровать и разразилась рыданиями, раздавленная тяжелым гнетом обуревавших ее мыслей.
— Мама… — простонала она.
Но что-то подсказывало: ответ на все волнующие вопросы и ключ к тайнам собственного бытия — здесь.
С рождения жизнь ее матери исполнена тайн. Девочку нашли в горной глуши, как она там появилась — неизвестно. Воспитанная индианкой и выросшая в затерянной на западе Мексики деревушке, став девушкой, она поражала своими незаурядными способностями и обладала неподражаемой красотой, которая пленила отца.
Ее мать была необыкновенной.
Джоа не считала себя девушкой наивной или неспособной за себя постоять, хотя в подростковом возрасте, в четырнадцать или пятнадцать, несмотря на уже тогда проявившиеся способности, испытывала неуверенность в своих силах. Однако сейчас она впервые ощутила себя по-женски беззащитной, подавленной, отягченной бременем вопросов без ответа и неразрешимых сомнений. Ее мысли вновь и вновь возвращались к разговору с незнакомцем, вынырнувшим из ниоткуда, чтобы раскрыть ей глаза, поведать историю, невероятнее которой трудно придумать.
— Папа, почему ты мне ничего не сказал?
Из предосторожности? Страха? Или чтобы не вселять преждевременных надежд?
Девушка вновь исследовала вещи, забытые или оставленные Хулианом Миром в гостиничном номере.
Если отец и предполагал исчезнуть, единственное, что он взял с собой — дневник, свой неизменный рабочий инструмент. Приступая к новой теме, он всякий раз заводил новую тетрадь для записей. Если же отца увели насильно, те, кто это совершил, каковы бы ни были их мотивы, сочли необходимым забрать опять-таки только его дневник. Кроме нее этого бы никто не заметил. Следовательно, при открытии дела полиция не должна усомниться, что исчезновение Хулиана Мира связано то ли с внезапным помутнением рассудка, то ли с несчастным случаем, следы которого пока не обнаружены.
— Папа, ты же записывал все в тетрадь. Но эти записи — всегда итог проделанной работы. Может, ты все-таки оставил здесь что-то, что мне поможет, а?
Она в который раз перебирала кипы бумаг.
Ее внимание привлекла фотография храма Надписей в Паленке и схема его поперечного разреза с обозначением прохода к гробнице Пакаля.
Большая часть бумаг — рисунки и распечатки текстов из Интернета — касалась этого храма и его гробницы.
Хулиан Мир никогда не брал с собой в поездки много вещей и все делал своими руками. Такова особенность работы в поле.
На одном из рисунков, выполненных отцом, была изображена надгробная плита над саркофагом Пакаля — каменная махина во чреве храма Надписей, ставшая одной из важнейших археологических находок второй половины XX столетия.
Все точно. Фотографии или похожие рисунки с изображением плиты она видела уже много раз.
— Помоги мне, папочка, ну же… — шептала она.
На большинстве остальных рисунков были стелы, письмена и опять письмена — забавные символы майя. Символы и понятия. Те немногие сведения, которые получила на лекциях, ей не пригодились. Чтобы «перевести» все это, требовалось гораздо больше знаний.
И выход в сеть.
Предстояла та еще работенка.
Бросалась в глаза сложная мозаика изображений на центральной доске храма Надписей. Безбрежное море рисунков, отображавших богатую космологию майя и одновременно относительную простоту их бытия. Письмена — каждое в отдельности — представляли собой словно страницы громадной книги, высеченной на стенах этого храма, пирамид, других святилищ и построек Паленке.
Если тут и было что-то, если отец и скрыл подсказку в этом невообразимом нагромождении знаков и понятий, ей будет не просто ее найти.
Под конец она наткнулась на два листка бумаги, на которых рукой отца были набросаны — с присущей ему тщательностью — различные письмена, объединенные в группы по три и пронумерованные цифрами от единицы до шестерки. По-видимому, календарь. Она была почти уверена в этом.
Однако от уверенности до понимания…
Джоа продолжала рассматривать их. Каждый рисунок состоял из одного большого, очевидно, заглавного символа, под которым попарно, в ряд, в четыре яруса располагались восемь письмен меньшего размера.
Сложная письменность майя, которую девушке не довелось изучить в необходимом объеме, обескуражила ее.
— Ну и что теперь? — выдохнула она.
Собрав фотографии и рисунки, Джоа стала продумывать первые шаги своего расследования.
Сначала — выяснить все здесь, в гостинице. Потом — в Паленке.
И хотя на удостоверениях, выданных официальными властями и организациями страны пребывания и дававших предъявителю право беспрепятственно перемещаться в зоне раскопок древнего города, везде была фотография Хулиана Мира, Джоа, прихватив документы, покинула номер.
11
По пути Джоа встретила Тадео — юношу, который накануне поднес ей вещи в номер. Сейчас он поливал внутренний сад «Шибальбы». Не выдавая смятения, девушка широко улыбнулась — она отлично усвоила, что улыбкой всегда можно добиться большего, чем серьезной миной.
— Доброе утро, Тадео.
— Доброе утро, сеньорита. — Юноша встрепенулся от гипнотизирующего журчания воды, которой орошал зеленый ковер газона с роскошными цветами. — Как спалось?
— Отлично.
— Рад за вас. — Тадео тоже обнажил в улыбке ряд зубов, несоразмерно крупных при его комплекции.