Андрей промолчал.
– "Давайте все же вернемся к основной теме нашей беседы" сказал следователь – "Итак, как я понял из Ваших слов, Вы остаетесь нераскаявшимся атеистом?"
– "Нет, я просто нерелигиозный человек, сторонник научного мировоззрения."
– "А разве это не одно и то же?"
– "Нет. Хотя атеизм долго пытались приравнять научному мировоззрению, на самом деле они противоречат друг другу. Атеизм, точно так же как и религия, основан на предвзятом мнении, а научное мировоззрение – это прежде всего непредвзятость мышления. Атеист верит в то, что бога нет; религиозный человек верит в то, что бог есть; а сторонник научного мировоззрения старается понять как устроен этот мир на самом деле. Научное мировоззрение – это не набор готовых представлений, а особое отношение к миру. Встретившись с непонятным, верующий падает на колени и отвешивает поклоны, атеист "объясняет" непонятное случайностью или галлюцинациями, и лишь сторонник научного мировоззрения видит в непонятном прежде всего предмет исследования.
Я думаю, что Природа наверняка устроена гораздо сложнее и интереснее, чем представляет современная наука, но я также считаю, что если наука когда-нибудь обнаружит некий сверхразум, управляющий вселенной, он может оказаться совершенно непохож на того бога, которого рисуют нам религии – уж слишком явно просматривается в религиях "социальный заказ" конкретных человеческих обществ."
– "Андрей Палыч," – сказал следователь, перелистывая дело на экране дисплея – "вот тут написано, что в середине 90-х годов Вы были одним из инициаторов создания так называемых советских национальных школ. Программы этих школ предусматривали углубленное изучение естественных наук и математики..."
– "Да, это так. Советские не хотели отдавать своих детей в государственные школы, где основным предметом был закон божий.
Помню, в 1995 году я встретил на улице старого приятеля и поинтересовался почему у него такой подавленный вид. "Они украли у меня сына" – ответил он – "это был такой смышленый малыш, я учил его технике и он все схватывал на лету. Из него вырос бы хороший инженер. Потом он пошел в школу и его словно подменили: повесил на шею крест, занятия техникой забросил, и с тех пор говорит только о спасении души. Сначала он и нас с матерью пытался обратить в веру христову, но мы абсолютно ничего не поняли: он изъясняется на каком-то невразумительном церковнославянском жаргоне. Теперь он бросил эти попытки, но смотрит на нас с каким-то сожалением, как на умственно отсталых, которым не дано понять чего-то самого главного в жизни. Он не грубит нам, не хамит – ему его вера не позволяет. Но это в тысячу раз хуже, чем если бы он обложил нас по-матерному. Потому что мы для него существа низшего ранга и он смотрит на нас сверху вниз. Совершенно чужой человек! Они украли его у нас!"
Я знал моего приятеля как честнейшего и порядочнейшего человека, и мне было больно видеть, как несправедливо обошлась с ним судьба. У меня самого подрастала дочь, и мне было страшно за нее. Вот тогда-то у меня, и еще нескольких родителей из семей с давними атеистическими традициями, родилась идея создать советские национальные школы. В противовес официальным школам, первоначально предполагалось ввести в учебные планы предмет "научный атеизм", но я настоял, чтобы эти часы были отданы углубленному изучению естественных наук. Я хотел, чтобы советский народ постепенно пришел от примитивного атеизма к настоящему научному мировоззрению."