Михаил Иванович. Спасибо вам с Петровною за Сашку. Могли ведь дуру посадить на сутки.
Павел. Вряд ли. Скорей оштрафовали бы. Хотя… Организаторы протестов сулят им штрафы оплатить.
Михаил Иванович. Но все равно была б судимость, пускай административная. Из вуза выгнали бы.
Павел. Участковый нам помог, он заступился за девчат.
Михаил Иванович. Хороший хлопец. А девки — дуры! Чего поперлись?
Павел. Им драйва не хватает, скучно жить. А так сходили на демонстрацию, удрали от милиции, с родителями поругались. Романтика! (Вздыхает.) Сестра со мной не разговаривает.
Михаил Иванович. Разбаловали мы дочек. Помню, я в деревне… Бульбу надо прополоть, сена накосить, коров пасти… С рассветом встанешь, а ляжешь лишь когда стемнеет. На дурость времени не оставалось. Собрать бы тех, кто шлындает по улицам, — и всех в колхоз. Тяпки в руки — и на поле мотыжить бураки. Вот отсюда — и до заката. Я б свою отправил, может, и взялась бы за розум. Как в армии нам говорили: не доходит через голову, дойдет через ноги, руки.
Павел. (Улыбается.) Нельзя — у нас же диктатура. Как можно? Знаешь, дядя Миша, как-то я решил проверить: многие ли у нас поддерживают протесты. В интернете организаторы невероятных призывают своих сторонников вывешивать в окнах и на лоджиях флаги БЧБ. Прошел по улице и посчитал. Новый дом, шестнадцатиэтажный, одно подъездный — три флага. Другой, огромный, на подъездов восемь — пять. А в старых девятиэтажных почти что нет. Один, ну, два от силы. И они нас будут уверять, что с ними весь народ.
Михаил Иванович. Брехуны!
Павел. Вот именно. Еще придумали такую моду — цеплять в дворах на ограждении ленты в цвете БЧБ. Дескать, посмотрите: весь дом за них.
Михаил Иванович. У нас не видел.
Павел. Я тоже. Но если вдруг появятся — сорву их нахрен. Такими лентами в войну портреты Гитлера колоборанты украшали. И эту пакость тащить в наш двор?
Михаил Иванович. Увидишь — позови меня. Я помогу.
Павел. Спасибо, дядя Миша! Пойду. (Встает.)
Михаил Иванович. Бывай, сынок!
Действие происходит во дворе дома. Варвара, Александра и Регина.
Регина. (Передает Варваре пакет.) Здесь ленточки, развесьте их, когда стемнеет. Днем нельзя: увидит кто-нибудь и позвонит в милицию. Приедут, отберут, на вас составят протокол, и акция сорвется. А, если сделаете все тихо, утром будут знать, что дом за нас. Вяжите ленты крепко, чтобы не сорвали.
Александра. (С сомнением.) Это вправду нужно?
Регина. Плачу по двадцать баксов.
Варвара. Не надо. Мы за идею.
Регина. Молодец! Ты настоящая змагарка. Завтра сфотографируешь работу и пришлешь мне снимок.
Варвара. Хорошо. Пока!
Уходит вместе с Александрой. Регина смотрит вслед.
Регина. Вот дурочки! Подарили мне сорок баксов.
Уходит. Несколько часов спустя. Варвара с Александрой цепляют ленточки на ограждение.
Александра. Нас не увидят? Вон в окнах дома свет. Возьмет вдруг кто-то и выглянет.
Варвара. Трусишь?
Александра. Меня родители за то, что демонстрацию с тобой ходила, ругали. Папа говорит: из университета могут выгнать.
Варвара. Подумаешь! Мне Регина обещала, что, если выгонят, нас примут на учебу в Варшавский университет. Учиться будем за границей. Разве плохо?
Александра. Я там никого не знаю.
Варвара. Освоимся. Представляешь: Варшава, новые друзья… И университет получше БГУ. Диплом страны ЕС, не то, что наш. Дадут нам общежитие, стипендию.
Александра. Это правда?
Варвара. Конечно. Все так и будет, не волнуйся.
Александра. А как твой брат после того, как нас едва не повязали?
Варвара. Я с ним не разговариваю. Надоел, ябатька! Будет мне мораль читать.
Александра. (Вздыхает.) Он хороший.
Варвара. Влюбилась, что ли? (Хихикает.)
Александра. Не знаю. Мы с ним встречались, но потом поссорились.
Варвара. Из-за чего?
Александра. Он против нас.