Чоудхури закрыл свою ленту новостей. Было почти время обеда. Он шел домой, погруженный в свои мысли. Его стремление к деэскалации не проистекало из каких-либо пацифистских тенденций с его стороны. Он верил в применение силы — в конце концов, он работал в аппарате Совета национальной безопасности. Его страх эскалации был скорее инстинктивным. Он знал, что всем войнам присущ просчет; по своей природе он должен был существовать. Это потому, что, когда начинается война, обе стороны верят, что они победят.
Пока он шел, он изо всех сил пытался облечь свои оговорки в слова, как будто писал для себя белую бумагу. До него дошла его вступительная фраза. Это означало бы, что Америка, которой мы себя считаем, больше не является той Америкой, которой мы являемся ….
Он думал, что это было правдивое утверждение. Он размышлял о том, насколько чревато это заявление, насколько переоценка американской мощи может иметь катастрофические последствия. Но было время обеда, и он ничего не мог поделать с такими экзистенциальными вопросами, по крайней мере, в данный момент. Этот кризис, как и любой другой, скорее всего, пройдет. Более холодные головы одержат верх, потому что, казалось, так было всегда.
Он порылся в холодильнике. Там не так уж много.
На заднем плане транслировался канал Си-эн-эн. Ведущий объявил несколько экстренных новостей. — Мы получили эксклюзивное видео сбитого пилота морской пехоты майора Криса Митчелла …
Вздрогнув, Чоудхури стукнулся затылком о холодильник. Прежде чем он успел подойти к телевизору, он услышал предупреждение о том, что видео носит графический характер и может вызвать беспокойство у некоторых зрителей. Чоудхури не стал ждать, чтобы увидеть это. Он уже знал, насколько это было плохо. Он сел в свою машину и помчался в офис, забыв выключить телевизор.
Он написал своей матери, чтобы узнать, может ли она забрать Ашни из школы, чтобы он не показался своей бывшей жене небрежным. Его мать немедленно ответила и, что для нее нехарактерно, не пожаловалась на очередное изменение плана. "Должно быть, она уже видела видео", — подумал Чоудхури. Он слушал радио во время пятнадцатиминутной поездки на работу; MSNBC, Fox, NPR, WAMU, даже местная хип-хоп станция WPGC — все говорили о том, что они только что видели. Качество изображения было зернистым, неровным, но на чем они все зациклились, так это на том, как Ведж — лежащий на боку, а этот грубый иранский офицер стоит над ним, пиная его по ребрам и голове, — продолжал повторять только его имя, звание и служебный номер.
Расхождение во взглядах, о котором Чоудхури прочитал в утренней газете, быстро уступило место консенсусу. Каждый голос, который он слышал по дороге на работу, соглашался: неповиновение, проявленное этим сбитым флаером, было примером для всех нас. Нами никто не будет помыкать, никто. Неужели мы забыли, кто мы такие? Неужели мы забыли дух, который сделал нас этой единой, незаменимой нацией? Чоудхури подумал о вчерашних дебатах в Ситуационном центре и политике президента по деэскалации. С выходом этого видео такая политика стала бы несостоятельной.
Когда он ворвался в свой офис, первым, кого он увидел, был Хендриксон, которого он не видел с начала кризиса. Офисы сотрудников службы национальной безопасности были забиты сотрудниками Пентагона, которые помогали — или иногда мешали — администрации реагировать на действия иранцев. — Когда поступило видео? — Спросил Чоудхури у Хендриксона.
Он вытащил Чоудхури в коридор. — Это поступило прошлой ночью, — сказал он заговорщическим шепотом, оглядываясь по сторонам, как будто собирался перейти дорогу. — Перехват сигналов от киберкомандования — странно, что он не исходил от АНБ. Похоже, этот иранский бригадир на видео потерял самообладание. У него хорошие связи, и его начальство не совсем верило в то, что он сделал, пока внутри страны не распространилась видеозапись допроса. Мы обнаружили это в их почтовом трафике. Киберзащита никогда не была сильной стороной иранцев. У них есть склонность сосредотачиваться на наступательных кибератаках, но они как бы забывают охранять дверь сарая .
— Как это попало в прессу? — спросил Чоудхури.
Хендриксон бросил на него взгляд, который Чоудхури видел много раз раньше, когда они посещали школу Флетчера, и либо Чоудхури, либо кто-то из его одноклассников задавал вопрос с настолько очевидным ответом, что сам вопрос раздражал Хендриксона. Тем не менее, Хендриксон обязал дать ответ. — А ты как думаешь? Утечка информации.
Прежде чем Чоудхури успел спросить Хендриксона, кто, по его мнению, слил видео, Трент Вайскарвер вышел из офиса в коридор, где стояли эти двое. Его очки без оправы балансировали на кончике носа, как будто он читал. Под мышкой у него было несколько папок с грифом совершенно секретно//нофорн. Основываясь на их толщине и на том факте, что они были бумажными, а не электронными, Чоудхури предположил, что это военные оперативные планы высочайшей секретности. Увидев Чоудхури, Уискарвер скорчил гримасу. — Разве я не говорил тебе взять выходной?
Капитан Сара Хант отважилась отправиться в комиссариат пешком. В течение трех недель она была заперта на базе без машины, живя в комнате в общежитии для холостых офицеров, где единственными удобствами были телевизор, по которому транслировали антисептически скучную передачу "Американские вооруженные силы", и мини-кухня с мини-холодильником, в котором не готовили лед. Почему военно-морской флот решил провести свою комиссию по расследованию здесь, в Йокосуке, а не в ее родном порту Сан-Диего, было для нее загадкой. Ее лучшим предположением было то, что они хотели избежать любого неуместного внимания, уделяемого процессу, но она не могла быть уверена. Военно-морской флот не был обязан объяснять свои решения никому, и уж точно не самому себе, по крайней мере, на ее уровне командования. И поэтому она провела недели, прошедшие после битвы за Риф Вредности, спрятавшись в этой паршивой комнате, раз или два в день отчитываясь перед невзрачным офисным зданием, чтобы давать записанные на пленку ответы на вопросы, и надеясь, что текущие обсуждения могут очистить ее имя, чтобы административная должность, на которую она была помещена недомогание скоро пройдет, что позволит ей спокойно удалиться.
Она уже начала думать, что комиссия по расследованию может никогда не прийти к своему заключению, когда пришла оптимистичная записка в виде голосового сообщения, оставленного ее старым другом контр-адмиралом Джоном Хендриксоном, в котором он сообщал, что — случайно оказался на базе, и спрашивал, может ли он зайти выпить. Когда Хендриксон был лейтенантом факультета в Аннаполисе, он добровольно стал одним из тренеров по софтболу. Будучи мичманом, Хант был одним из его звездных игроков. Она была ловцом. А Хендриксон и другие игроки ласково прозвали ее “Каменной стеной” за то, как она защищала домашнюю тарелку. В тех случаях, когда их было слишком много, чтобы сосчитать, бегунья, занявшая третье место, оказывалась лежащей на спине вдоль базовой линии, уставившись в бескрайнее небо, в то время как мичман Сара “Стонуолл” Хант торжествующе возвышалась над ней с мячом в руке, а судья орал: — Уутт!
Теперь Сара Хант стояла в очереди к кассе в магазине. Она купила две упаковки IPA по шесть штук, банку ореховой смеси "Плантаторс", несколько крекеров, немного сыра. Стоя в очереди, она не могла избавиться от ощущения, что другие моряки не сводят с нее глаз. Они знали, кто она такая, украдкой поглядывали на нее, пытаясь притвориться, что не замечают ее. Она не могла решить, была ли эта реакция благоговением или презрением. Она участвовала в крупнейшем морском сражении своей страны со времен Второй мировой войны. На данный момент она была единственным офицером, который когда-либо командовал в море во время военно-морского сражения равного уровня, три ее подчиненных командира погибли вместе со своими кораблями. Пробираясь через очередь к кассе, она задавалась вопросом, что чувствовали моряки в Перл-Харборе в первые дни после этого легендарного поражения. Хотя в конечном счете они были отмечены, были ли ветераны той битвы сначала очернены? Неужели они должны были страдать из-за комиссий по расследованию?