— Похоже, я отстал на один ход, — сказал Чжао Лэцзи с широкой улыбкой. Затем старик подошел к своей сумке для гольфа и заменил 3-деревянную на 2-железную.
Они провели на поле большую часть дня. Это была бы единственная лунка, которую Линь Бао выиграл у Чжао Лэцзи. Хотя Линь Бао играл лучше всех, старик был гораздо лучшим игроком в гольф, и вскоре стало очевидно, насколько замечательно, что Линь Бао перехитрил его даже на одной лунке. Пока они обходили поле, разговор зашел об обязанностях Линь Бао и “их естественной эволюции”, как выразился Чжао Лэцзи. Он больше не будет отчитываться непосредственно перед министром Чангом. Катастрофа в Чжаньцзяне вынудила Постоянный комитет Политбюро “реорганизовать структуру военного командования” — заявление, которое Линь Бао счел дисциплинарным эвфемизмом. Затем Чжао Лэцзи напомнил Линь Бао, что Народная Республика находится “на краю гибели”, повторяя формулировки, использованные министром Чан Ги Муном, но не приписывая эти формулировки ему или его последующему выводу: — Мы должны сражаться. — Когда дело дошло до деталей того боя, Чжао Лэцзи был готов только сказать: — Мы должны предпринять соразмерные действия в ответ на удар американцев по Чжаньцзяну.
Линь Бао испытывал искушение напомнить Чжао Лэцзи урок, преподанный всего несколько минут назад: при выборе между двумя почти равными вариантами действий всегда лучше выбирать наименее амбициозный, чтобы не переигрывать. Но поправить секретаря Центральной комиссии по проверке дисциплины в его игре в гольф — это одно дело; поправить его в государственных делах — совсем другое. Линь Бао обладал достаточной сообразительностью для первого, но еще не для второго.
Если он и не высказался против потенциального ядерного удара по Соединенным Штатам, то чуть не заговорил, когда Чжао Лэцзи объяснил, что он запланировал для него дальше.
— Некоторые люди в партии считают вас ответственным вместе с министром Чангом за Чжаньцзян. Я и сам не был уверен до сегодняшнего дня. Я убежден, что вы дали ему совет, как могли. Возможно, если бы он держал тебя ближе, мы могли бы избежать этой трагедии — при условии, что он послушал бы тебя, в чем я тоже сомневаюсь. С этого момента я взял на себя его обязанности в Министерстве обороны. И мне понадобится здравый совет… так сказать, ”кадиллак". И он улыбнулся Линь Бао. — Кто-то, кто мог бы предложить альтернативную точку зрения. Таким образом, вы не вернетесь к своему перевозчику. Вместо этого ты вернешься в Пекин, чтобы служить моим заместителем в министерстве.
Чжао Лэцзи остановил сотрудника своей службы безопасности, который быстро появился рядом с ними на гольф-каре. Хитрый старик наверняка знал, что потеря командования Линь Бао станет деморализующим ударом, вот почему он не стал дожидаться его реакции. Когда Линь Бао сел рядом с водителем, Чжао Лэцзи попрощался с ним, сказав только Линь Бао: — Скоро увидимся в Пекине. — Он повернулся, чтобы изучить фарватер, и начал выбирать следующую клюшку из своей сумки.
Когда Линь Бао появился на стойке регистрации, сотрудник службы гостеприимства, казалось, был почти удивлен, увидев его снова. Сотрудник службы безопасности Чжао Лэцзи сказал ей несколько слов, и она проводила Линь Бао обратно в его комнату. Поскольку она зарегистрировала его в Мишн-Хиллз, Линь Бао теперь спросил, что ему нужно сделать, чтобы выписаться. Она казалась смущенной, сказав только: — Я займусь этим, — как будто сама не была знакома с процедурой, а Линь Бао был первым человеком, которого ей когда-либо нужно было проверить. Когда она оставила его у двери, то спросила, не нужно ли ему еще чего-нибудь. Линь Бао напомнил ей о своей химчистке, о форме, которую он отправил сегодня утром. Он не мог совершить обратный путь в своей одежде для гольфа. Молодая женщина снова казалась неуверенной и повторила: “Я займусь этим”.
Пока Линь Бао складывал свои немногочисленные пожитки в бесформенный мешок, его мысли начали блуждать. Несмотря на очевидное недовольство Чжао Лэцзи министром Чангом, он и Постоянный комитет Политбюро согласились с оценкой ситуации Чангом. Американская блокада у их побережья была неприемлема. Контрудар был единственным вариантом. Но какую форму примет этот контрудар? Линь Бао понимал, что от него потребуется иметь мнение по этому вопросу, как он советовал Чжао Лэцзи. И, как и министр Чан Кайши, он будет привлечен к ответственности за это мнение, если оно окажется неверным. Эта мысль выбила Линь Бао из колеи. Скоро он будет в Пекине и, возможно, разыщет министра Чана. Возможно, его старый босс мог бы спокойно посоветовать ему, даже если бы он попал в немилость к Постоянному комитету Политбюро и Чжао Лэцзи. Возможно, Чианг мог бы помочь ему сориентироваться в его новой роли среди этих могущественных и опасных людей.
Стук в дверь прервал эти мысли.
На пороге стоял молодой камердинер. — Это химчистка, которую я приготовила для твоей комнаты.
Линь Бао поблагодарил его и взял вешалки, обтянутые прозрачным пластиком. Он положил их на кровать рядом со своей сумкой. Когда он сорвал пластик, то заметил, что первая униформа казалась на размер больше, чем та, что была на нем. В животе она была шире. Рукава доходили почти до подола куртки. Когда он прочитал вышитую именную ленту, пришитую над нагрудным карманом, она не была его собственной, но, тем не менее, была знакомой.
Там было написано: "Чианг".
"Какое совпадение", — подумал Линь Бао, но подумал он об этом лишь на мгновение. Он вдруг почувствовал себя совершенно одиноким. У него не будет своего старого босса, к которому он мог бы обратиться за советом, когда вернется в Пекин. То, что он и министр Чан остановились в одной комнате, не было совпадением. Не было ошибкой и то, что форма министра Чана была оставлена здесь.
По любым объективным меркам Фаршад был свидетелем впечатляющего успеха. Его российские военно-морские коллеги в течение двух недель поддержали сухопутную кампанию, захватив несколько сотен квадратных миль, выполнив тем самым стратегический императив нескольких поколений: Россия теперь имела прямой сухопутный доступ к своим портам на Балтике. Атрофированные органы международного управления и альянса, Организация Объединенных Наций и НАТО, осудили эту “агрессию”, но Фаршад подозревал, что между их заявлениями сквозило неохотное уважение. Десятилетия просчетов в Вашингтоне и Пекине посеяли раздор в мировом порядке; все, что сделали русские, — это пожали плоды. То, что другие страны, а именно страна Фаршада, попытаются собрать подобный урожай в других регионах, казалось неудивительным. Столь же неудивительно было и то, что его соотечественники все испортили.
В то время как Фаршад был поглощен продвижением России на польскую территорию, довольный тем, что оказался полезным военно-морским командирам, поддерживающим наземное вторжение, ястребиная фракция Революционной гвардии решила, что Ирану пора установить контроль над давно оспариваемым Ормузским проливом. Революционная гвардия, используя свой небольшой флот быстроходных катеров, нахально решила захватить первое крупное международное судно, совершающее транзит, грузовое судно, принадлежащее TATA NYK, название компании представляло собой алфавитную смесь бессмысленных букв, которые имели отношение к Фаршаду только в одном смысле: судно было индийским.
Это был особенно глупый выбор для Революционной гвардии, которая действовала без явного одобрения начальника штаба Вооруженных сил генерал-майора Багери, хотя его недоброжелатели предполагали, что он все это время знал. Теперь правительство Фаршада оказалось в незавидном положении, вынужденное снижать напряженность, не теряя при этом лица и не лишая легитимности свои давние притязания на пролив. Короче говоря, генералу Багери нужен был кто-то, кто имел связи как с Революционной гвардией, так и с регулярными вооруженными силами. Кто-то, кто мог бы достоверно говорить за обоих. И который был морским офицером. Фаршад знал, еще до того, как ему пришло сообщение из Тегерана, что он был единственным человеком, который подходил под это описание.