Это люди, подумал Улисс. На этот раз точно люди. Что ж, давно пора. Он зашагал вперед смелее, потому что свет из окна, хоть и казался слабым, все же немного освещал путь. Улисс понял, что находится на обширной, поросшей травой, кустами, а кое-где даже деревьями, террасе у подножия скал. В центре ее стояло серое приземистое строение, как видно, из бетона. Бетонная же дорожка тянулась к строению от края террасы и упиралась в стену с длинным рядом низко расположенных окон. Свет горел в третьем справа окне.
Подойдя ближе, Улисс обратил внимание на торчащие из земли по обеим сторонам дорожки длинные шесты с округлыми белыми набалдашниками. Они выстроились в два ряда до самого дома. Улисс долго не мог понять, что это такое, пока не приблизился к шесту, на верхушке которого шара не было. Тут он заметил в траве что-то белое и, нагнувшись, поднял твердый округлый предмет, показавшийся ему очень легким для своих размеров. Он поднес его к глазам и вздрогнул: двумя круглыми черными провалами на него глядел человеческий череп. Улисс испуганно покосился на остальные шесты – их было не меньше двух десятков, и каждый увенчан подобным украшением. Хорошая встреча! Куда же он попал? И что теперь делать? Бежать? Нет! Нельзя бежать, ничего толком не узнав.
Улисс бережно опустил череп на траву и, пригнувшись, бросился к ближайшим кустам. Перебегая от одного островка кустарника к другому, он оказался перед домом, осторожно подкрался к освещенному окну и заглянул внутрь.
Стеклянный светильник под потолком, показавшийся Улиссу необычайно ярким, освещал красноватым светом большую запыленную комнату. Посреди комнаты стоял заваленный книгами стол, а вдоль стен – шкафы со стеклянными дверцами. Разглядеть сквозь пыльное окно что-либо еще Улиссу не удалось, но он убедился, что в комнате никого нет. Внимательно оглядевшись по сторонам, он нажал на створки окна, и они вдруг открылись с неожиданной легкостью. Улисс не стал долго раздумывать и, опершись руками о подоконник, влез в комнату.
Интересного здесь было мало. В шкафах за стеклом тоже оказались книги, они стояли нескончаемыми рядами, занимая все четыре стены, оставив место только для окна и двери. Столько же книг он видел как-то раз в одном подвале в брошенном городе и тогда еще удивлялся, зачем они нужны. Он никак не мог себе представить, для чего их можно использовать, кроме растопки.
Бегло оглядев комнату, он подошел к двери и потянул за ручку. Дверь была заперта. Улисс дернул сильнее, а затем, навалившись на дверь плечом, попытался выдавить ее наружу.
– Напрасно стараешься, парень, – послышался вдруг низкий хрипловатый голос со стороны окна, – заперто надежно!
Улисс стремительно обернулся. К нему, держа наперевес что-то вроде машины, плюющейся огнем, только поменьше размером, приближался высокий широкоплечий человек, одетый в лохмотья и совершенно лысый.
Лицо его поразило Улисса. Оно было темно-багровым, почти черным, без ресниц и бровей, словно его только что опалило пламенем. Остановившись в пяти шагах от Улисса, человек махнул оружием и произнес несколько слов на непонятном языке. Улисс ничего не ответил. Он был захвачен врасплох и все еще не мог прийти в себя. Так глупо попасться! Наверняка этот человек давно следил за ним, может быть, с тех самых пор, как услышал грохот на краю террасы, а потом заманил его в эту комнату, как бестолкового жука, летящего на свет. Вряд ли удастся вырваться силой – железяка в руках у черного человека убивает, пожалуй, быстрее, чем Шибнева дубина, оставшаяся где-то на берегу реки. И все же… Улисс не испытывал страха. Когда прошел первый испуг, он всмотрелся в глаза незнакомца и не увидел в них того, что должно быть в глазах врага – ненависти. Острый, цепкий его взгляд был в то же время чуть насмешливым и снисходительным.
– Ты что, не понимаешь? – спросил человек.
– Нет, – ответил Улисс.
– Из какого же ты леса появился, такой… первобытный?
Последнего слова Улисс опять не понял, но, в общем, вопрос был ясен.
– Я не из леса, – сказал он, – я из Города.
– Из города? – удивился человек, недоверчиво разглядывая его наряд. – А из какого именно города?
Улисс пожал плечами.
– Город один, – сказал он, – в брошенных городах никто не живет. У них и названий нет, потому что туда редко кто ходит.
Глаза незнакомца стали вдруг серьезными.
– Один город, – медленно произнес он, – и это все?
– В наших краях – все. На севере и на западе океан. На юге и на востоке – Мертвые Поля. Ты этого не знаешь?
Человек задумчиво покачал головой:
– Не знаю. Я ничего не знаю, хотя именно мне-то и следовало бы знать…
– Но разве никто из вас, живущих здесь людей, – удивился Улисс, – никогда не ходил на запад?
Незнакомец усмехнулся и, опустив оружие, оперся на него рукой.
– Нет, малыш. «Никто из нас» никогда никуда не ходил, потому что «всех нас» ты видишь перед собой. Я живу в этом ущелье один, как перст, уже добрую сотню лет…
– Сотню лет, – пробормотал Улисс. Он подумал, что перед ним сумасшедший, – но ведь это значит – со времен войны!
– Как ты сказал? Со времен? – человек хмыкнул. – Черт возьми! Вы там у себя в Городе, видно, решили, что были времена войны. Вам кажется, что для уничтожения мира требуются времена! Ничего подобного, малыш! Эта война была самой короткой за всю историю Земли. Она длилась один день. Потому что все было готово заранее. Десятки лет все было готово для проведения войны за один день. Она всегда висела над миром на тонком ненадежном волоске. И когда волосок оборвался, никто уже не мог ничего изменить.
В тоне незнакомца чувствовалась уверенность.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил Улисс.
– Еще бы мне не знать! – сказал тот. – Я ведь и сам участвовал в этой войне. И до сих пор участвую, хотя никого из моих врагов, наверное, уже нет в живых.
Все ваши мертвые поля появились из-за меня, из-за того, что здесь придумывалось, делалось и хранилось самое смертоносное на Земле оружие.
Они хотели все это уничтожить первым ударом, но не смогли, а потом им стало уже не до того, они увидели, что им самим и всему миру приходит конец. После первого удара мир сошел с ума. В безумной надежде уцелеть каждый спешил уничтожить всех возможных и невозможных врагов, посылая ракеты наобум. Было несколько взрывов севернее и южнее, а один – прямо на востоке. Долина избежала прямого попадания, но все же ей здорово досталось. Кроме меня, все погибли, да и я уцелел только чудом, выгорели деревья, перемерла живность, а вот монитор, трижды проклятая болванка, нашпигованная ракетами со смертью, остался невредим.
Улисс слушал черного человека и не знал, чему верить. Взрыв на востоке. Значит, нет никакого прохода в новые земли? И земель нет, кроме этой щели в скалах? И он говорит, что все это из-за него, из-за каких-то его «ракет»? Улисс слышал о «ракетах» в детстве, но привык относиться к ним как к чудовищам из страшной сказки, которых давно уже не бывает.
– Кто ты? – спросил он незнакомца, задумчиво глядящего куда-то мимо него.
– Кто я? – переспросил тот. – Я сам думал над этим много лет. Когда-то меня называли громкими именами: «выдающийся ученый», «крупный физик», но потом… Потом я понял, что это ложь. Я всегда был выдающимся убийцей, крупным людоедом, изобретателем смерти. Ты видел черепа вдоль дороги? Это сотрудники моей лаборатории, солдаты, офицеры Управляющего Центра. Они все погибли в тот день. Я потом часто задумывался: кого считать их убийцами? Таких же солдат, сидящих в таком же Центре на другом континенте? Ерунда! Ведь неизвестно даже, откуда именно прилетали сюда ракеты. Да, мир сошел с ума, и все палили во всех, но использовали при этом оружие одной, самой совершенной тогда системы. Моей. Я долго обдумывал это и понял, что настоящий убийца – это я. Такие, как я. Мы наводнили своими дьявольскими изобретениями Землю и космос, мы набивали свои карманы деньгами, свои дома роскошью и не думали о том, что на самом деле набиваем свои желудки человеческими трупами. Иногда мне бывает очень плохо, я начинаю сходить с ума, боюсь и ненавижу сам себя. Однажды, когда это случилось, я разрыл могилы людей, в которых сам их когда-то похоронил, и развесил их черепа вдоль дороги. К чему притворяться? Людоед должен жить по-людоедски. Мертвым не нужен надгробный плач убийцы, они хотят мщения. И мстят. За свои злодеяния я обречен на жизнь. Сто лет я сижу в этом ущелье, не смея отлучиться из своего подземелья больше, чем на час, чтобы снова не стать убийцей. Не понимаешь? Я объясню тебе. Это просто, как все преступное. И тоже мое изобретение. Изобретение, которое я проклинаю сто лет. Оно приковало меня к этому бетонному мешку… Вот и сейчас, – он вдруг насторожился, словно прислушиваясь к чему-то, – да, пора. Идем, я покажу тебе!