— И ты прекрасно знаешь, кто может тебе помочь в этом, не так ли?
— Вы, — Понирос поднял голову и устало посмотрел на Уззу. — Когда только вы появились, я понял, что Боги дают мне шанс совершить то, о чём я всегда мечтал: прорыв. Долгие годы я был вынужден хоронить свои идеи и мысли в угоду старым обычаям, подчиняясь постулату, что космос всего лишь дорога к Богам, которую необходимо охранять от вторжения чужеземцев. Я знал, что там, в темноте, скрываются другие планеты и иные народы, чтобы не заявляли целители. И я был прав.
— Да, — согласилась Узза. — Ты опередил своё время, Понирос. Тебе простительна даже вера в Богов и то, что именно они привели нас сюда. Ты видишь в нас свет и благо, а твои соплеменники считают, что мы те, кто погубит ваш народ, уничтожит всю планету. Жаль, они не понимают, что мы не несём разрушение и хаос, нет, — покачала головой Узза. — Напротив, наша цель создать альянс просвещённых и процветающих планет. Наши методы могут показаться излишне радикальными, — она повысила голос, чтобы было слышно всем, кто сейчас собрался здесь. — Но лечение никогда не бывает приятным и лёгким. На некоторых планетах нам пришлось разлучить родителей с их детьми, чтобы воспитать новое поколение, прогрессивное и не отягощённое старыми устоями. Мы могли устроить подобное и здесь, и, поверьте мне, вам бы это не понравилось. Мы пошли на уступки вам, согласившись сохранить привычный для вас образ жизни. Взамен мы потребовали немногое: возможность обучать ваших детей. Скажи, Понирос, почему твои дети идут против нас? Почему вместо света и надежды на великое будущее они видят лишь мрак и угрозу их благополучной жизни?
— Я не знаю, — еле слышно выговорил тот. Он тяжело дышал и, казалось, был готов упасть без сил на землю. — Я всегда учил их, что их предназначение — получение новых знаний и передача их последующим поколениям. Мне и в голову не могло прийти, что всё, что их интересует — положение в обществе и власть.
— Тогда ты, должно быть, согласен с тем наказанием, которое выбрал для них учитель? — Узза слегка склонила голову на бок, внимательно следя за своим советником. — Я права?
Я почувствовал поднимающуюся к горлу тошноту. Убежать, скрыться, спрятаться — что угодно, лишь бы не быть свидетелем этой сцены. Ученики и солдаты, будто восковые фигуры, молча и неподвижно наблюдали за происходящим, и их равнодушие вызывало омерзение, жена Понироса, всё ещё лежащая на земле, еле перебирала пальцами и рвано дышала, а Сталиа с Норвом, прикованные к столбу, с надеждой смотрели на отца. Мелькнула ли хоть на миг в их головах мысль, что тот согласится с Уззой? Или они слепо верили ему, уверенные, что тот никогда не предпочтёт дело всей его жизни им?
Мне не хотелось слышать ответ Понироса, но я не смел покинуть Уззу. Возможно, когда-нибудь я ей расскажу балладу, которую до сих пор помнил наизусть, но я сомневался, что она сможет понять мои чувства. Я был уверен, что она в любом бы случае выбрала родину, независимо от того, кому суждено было погибнуть в волнах моря. «А тебя она выбрала бы, как думаешь?» — мерзкий голос, так похожий на голос Ига, невовремя зазвучал в сознании, и я, болезненно поморщившись, помотал головой.
— Нет, — выдохнул Понирос.
Узза вздрогнула, но смогла удержать на лице спокойное выражение. Даже нечто осталось внутри неё, лишь тихо всколыхнулось, будто разминаясь.
— Неужели? — процедила Узза, наклоняясь к идморцу.
— Простите меня, — покачал головой Понирос, — но я иначе не могу. Они мои дети. Не было у них злого умысла, госпожа, — глядя Уззе в глаза, твёрдо произнёс он. — Как и не было мысли оказывать сопротивление вашей миссии. Как ни горько мне это признавать, но они просто глупы. Их неопытность и беспечная жизнь, что я им обеспечивал все эти годы, сыграли злую шутку. Наказывать их бесполезно, ведь они даже не понимают, в чём провинились.
— Хочешь сказать, — медленно проговорила Узза, — что твоя дочь напала на нашего солдата по глупости? И покалечила его, уже неспособного дать отпор, тоже потому, что глупа? Неужели она не может осознать тяжести этого проступка? Если твоего сына я ещё готова простить, — Понирос подался вперёд, и в его глазах появилась надежда, — то дочь твоя не заслуживает прощения. Мальчишку ещё можно перевоспитать, — Узза внимательно посмотрела на Норва, — возможно, несколько лет вдали от дома, богатств и праздности помогут ему ступить на верный путь. В конце концов, он действительно всего лишь ребёнок. Но вот она, — Узза махнула в сторону Сталии. Невольно я подумал, что хозяйка с удовольствием отыграется на идморке за свой срыв и попытку обратить на себя моё внимание, — явно осознавала, что творит. Скажи-ка мне, Понирос, чтобы ты сделал с учеником, поднявшим на наставника руку?
— Выгнал бы, — хрипло ответил тот, — и внёс бы в список тех, кто не достоин обучения. И так поступил бы не только я. Ученик, посмевший обратить свою злость против наставника, не сможет в будущем стать достойным членом общества и обучать новые поколения.
— Так почему для своей дочери ты просишь поблажек? — вкрадчиво произнесла Узза.
Понирос опустил голову.
— Она моя дочь, — пробормотал он срывающимся голосом. — Я верен вам, госпожа, но я не способен подавить любовь к детям. Заблудших овец не оставляют на растерзание. Их отыскивают и показывают тропинку домой. Моя дочь, — он судорожно всхлипнул, — подвела меня. Никогда она не была жестокой и непокорной. Признаюсь, я до сих пор не верю, что она могла совершить подобное… — он резко замолк и, обойдя Уззу, подошёл к прикованной дочери. — Зачем, Сталиа? — мягко спросил он. — Объясни! Может, тебя заставили? — он обернулся к Уззе и с мольбой проговорил: — Дайте ей шанс объясниться! Молю вас! — поколебавшись, Узза кивнула. Понирос вновь обернулся к дочери и обхватил её мокрое от слёз лицо широкими ладонями. — Расскажи мне правду, Сталиа. Позволь мне помочь тебе. Всё ещё можно исправить. Да, будет трудно и, возможно, больно, но так нельзя!
— Ох, отец, — Сталиа покачала головой. — Ты ничего не понимаешь. Вы все ничего не понимаете! — она сорвалась на крик. — Я старалась, старалась быть лучшей во всём! Следовала новым правилам, ночами сидела над учебниками, стараясь понять новые науки. Я готова была на всё, даже напасть на солдата, но… — она замолкла и уставилась на меня.
— Но что? — пытливо спросил Понирос, вглядываясь в её лицо.
Я понял быстрее Уззы и него.
— Сталиа, не надо, — я подал голос. — Не делай себе хуже.
— Марк? — Узза резко обернулась ко мне.
Сталиа пронзительно захохотала.
— Хуже? Хуже мне уже быть не может, учитель. И всё из-за вас! Чем я плоха для вас? — в её голосе зазвенела обида. — Почему даже зелья, что дал мне Бала-Атан, не смогли расположить вас ко мне? О Боги, да я только ради вашего взгляда, вашего прикосновения была готова не просто сломать руку того солдата, нет, я была готова убить его!
— Сталиа! — ахнул Понирос.
Узза побледнела. Коротким свистом отдала приказ, и солдаты начали гнать толпившихся учеников прочь от школы. Давка и крики остались где-то на грани сознания. Я в немом изумлении уставился на Сталию. Она опять истерично захохотала. Норв, испуганный её поведением, отпрянул. Узза спешилась и, подойдя к столбу, одним движением разорвала цепи, сковывающие руки мальчишки.
— Иди к отцу, живо! — прошипела Узза, и тот моментально исполнил её приказ.
Узза схватила лицо Сталии пальцами и заставила ту посмотреть ей в глаза.
— Рассказывай!
— Сталиа, — в голосе Понироса послышались жёсткие нотки. — Не усугубляй своё положение. Что ты натворила?
Я спрыгнул на землю и подошёл к Уззе. На миг прикоснулся носом до её пышных волос, вдыхая умиротворяющий аромат цветов.
— О, как я тебя ненавижу, — медленно проговорила Сталиа, прожигая Уззу взглядом. — Ты стоишь у меня на пути, мешаешься. Ты же ужасна, — Сталиа усмехнулась, — не будь у тебя рыжих локонов, ты бы легко сошла за одну из рабынь. О, я столько часов провела в молитвах, прося Богов лишить тебя власти, обратить тебя в одно из жёлтокожих! Тогда бы ты перестала быть помехой мне, а учитель перестал бы считаться твоей тенью. Мерзкое прозвище, — простонала она злобно. — Но Боги не услышали моих молитв. Тогда я обратилась за помощью к Бала-Атану. Он с радостью согласился мне помочь, как только узнал, кто мне нужен. Зелье, которое он мне дал, должно было помочь учителю увидеть во мне единственную девушку, достойную его любви, должно было заставить его забыть про Уззу! Бала-Атан был уверен, что она привязала вас каким-то сложным и сильным снадобьем, — Сталиа подалась вперёд, глядя на меня с мольбой и надеждой, — но он сказал, что это не проблема. Нужно всего лишь отвлечь её, и он с радостью согласился с этим разобраться. Неужели вы действительно хотели быть с ней, учитель? — её голос сорвался, и она забилась от приступа удушающего кашля. Её браслет уже не мигал, а просто горел алым, будто его раскалили, и на синей коже вокруг него появились волдыри.