Я не ощущал скуки лишь потому, что уже не знал, что такое скука. Мне не хотелось обдумывать ошибки прошлого, ведь и они растворились в тот момент, когда я…умер? Я попытался зацепиться за эту мысль, но через секунду напрочь про неё забыл. И мне было всё равно. Если бы я знал, что такое покой, я бы с уверенностью сказал, что он по сравнению с моим состоянием — сильнейшая тревога, удушающий страх, сотрясающее всё тело волнение. Но я не знал ничего и потому был частью пустоты.
Так я существовал целую вечность, пока не заметил изъяны в идеальной пустоте. Если раньше вокруг меня ничего не было, то теперь я отчётливо понимал, что меня окружает темнота. Она наполняла пространство вокруг меня, казалась осязаемой и конечной. Медленно ко мне в голову приходили мысли. Мне было больно от них, хотелось уйти обратно в пустоту, но сознание цепко хваталось за возможность жить. Я вспоминал своё имя и привыкал к его звучанию. Мне не нужно было шевелить губами и языком, чтобы издавать звуки, но я по привычке произносил слова, радуясь тому, как легко и свободно мне это удаётся. Я вспоминал, что такое секунды, и с замиранием сердца считал их, радуясь тому, что существует время. Всё сильнее и сильнее становилось моё сознание, уничтожало пустоту, заполняя её образами, мыслями и воспоминаниями.
Яркий рыжий свет ослепил меня, разрушая темноту, и я потянулся к нему, зная, что это единственное во всём мире, чему я могу доверять. Я окунулся в него с головой, ощущая, как сияние проходит внутрь меня, сливается с кровью и устремляется к глубокой ране в груди. Я с восторгом и волнением наблюдал, как свет обретает плоть, и вот уже чьи-то тонкие и нежные руки, окутанные рыжеватой дымкой, касались раны. Я знал, что больно не будет. Теперь уж точно.
Я протянул руки, пытаясь нащупать того, чьи ладони исцеляли мою рану. Пальцы схватили плотную ткань, и я отчаянно сжал её, стремясь окончательно вырваться из темноты.
В первую секунду, открыв глаза, я решил, что ослеп. Вскрикнув, я зажмурился.
— Марк! — этот голос я узнал бы из тысячного хора. И как я мог позволить пустоте стереть его из моей памяти? — Марк… — Узза провела пальцами по моему лицу, и я ощутил почти болезненное счастье, от которого, казалось, могло разорваться сердце. — Всё хорошо, Марк, всё хорошо, — шептала она, и я чувствовал её радость. — Ты жив, мой Марк.
Её голос дрожал, будто она была готова расплакаться, и я ощутил необходимость увидеть её лицо. С трудом разлепил веки и с удивлением обнаружил, что в комнате сумрачно, и только лампа в углу горит тусклым светом.
Узза была болезненно бледна и измотана, но её глаза сияли, а потрескавшиеся губы растянулись в улыбке. Я поднял руки и обхватил её лицо ладонями и смотрел, смотрел, смотрел, наслаждаясь каждой чёрточкой. Нежно провёл пальцами по заострившимся скулам, прикоснулся к сухим и безжизненным волосам и, наконец, притянул её к себе, не обращая внимание на жгучую боль в груди. Я обнимал её, чувствуя, как силы возвращаются к моему телу.
— Где мы? — тихо спросил я спустя долгое и умиротворяющее молчание, всё ещё обнимая Уззу.
— В нашей каюте, — тихо ответила Узза. — Летим на мою родину.
Спустя вечность она осторожно высвободилась из моих объятий и нависла надо мной.
— Ты понимаешь, что натворил? — хрипло спросила она.
— Прости, Узза, — прошептал я, смотря ей в глаза. — Я не знаю, как так вышло. Просто…
— Просто что?
— Просто я не мог иначе. То, что я тогда ощущал, — я поморщился, вспомнив удушающую тревогу, не позволяющую ни на минуту расслабиться, — оно вынудило меня пойти в храм.
— Ты должен был сказать мне! — вскрикнула Узза с отчаянием. — В ту же секунду, как тебе стало плохо!
— Я думал, — медленно произнёс я, — что это не интересно тебе… — Я запнулся. Воспоминания отдавались болью, и я ощутил поднимающуюся к горлу тошноту. — Ты не обращала внимания, и я подумал, что ты…
— Замолчи! — Узза зажала мне рот ладонью. В её глазах я увидел страх. — Замолчи сейчас же! И не смей больше даже думать о том, что я могу пренебречь тобой! Понял?
Я кивнул. Узза выдохнула и убрала ладонь с моего лица.
— Тебе нужно поспать, — произнесла она, вставая с кровати. — Только тогда, когда я буду удовлетворена твоим состоянием, мы поговорим. Твои эмоции сейчас может ощутить весь корабль. И, поверь, никто не обрадуется им. Закрывай глаза, Марк, — настойчиво произнесла она, поправляя подушку и укрывая меня одеялом.
— Только не уходи, — с мольбой прошептал я. — Не оставляй меня.
— Не оставлю, — согласилась Узза. — Потерпи минуту.
Она отошла к столу и, взяв в руки планшет, начала быстро печатать. Через несколько мгновений раздался звук уведомления, Узза пробежала глазами по экрану, довольно кивнула и вернулась ко мне.
Каюта погрузилась во мрак. Раздался шорох, и через мгновение Узза легла рядом со мной и осторожно обняла. Я почувствовал приятную усталость во всём теле, веки сами собой закрылись, и я погрузился в сон.
Просыпаться было приятно. Я не чувствовал ни усталости, ни боли, ни тревоги. Я открыл глаза и с радостью увидел знакомую мне каюту. Узза сидела на кровати подле меня и читала, но как только заметила, что я открыл глаза, отложила планшет и внимательно оглядела меня.
— Доброе утро, — улыбнувшись, произнёс я.
— Скорее уж вечер, — отозвалась Узза. — Как ты?
— Будто заново родился. Давно не ощущал столько сил и энергии.
— Это хорошо, — Узза кивнула. — Ты можешь встать? Или тебе сюда принести еду?
Ужин в кровати казался соблазнительной идеей, но лежать мне больше не хотелось. Откинув одеяло, я сел и опустил ноги на пол. На груди у меня была тугая повязка из странного, слегка липкого, материала.
— Рана была серьёзной, — пояснила Узза, заметив, как я ощупываю повязку и место, куда Бала-Атан воткнул мне кинжал. — Яд, который влил в тебя тот безумец, усугубил твоё состояние. Да и сам кинжал был обработан смесью различных веществ, в том числе какой-то кислотой, которая начала разъедать мышцы и кости. Сейчас тебе ничего не угрожает, но повязку придётся потерпеть. Окончательная регенерация в таком случае может занимать и несколько месяцев.
— Ты расскажешь мне, что произошло после того, как я отправился в храм? — я с трудом встал на ноги. От непривычки они дрожали, но я смог удержаться.
— Ешь давай, — Узза поднялась с кровати и подошла ко мне. — Если спокойно дойдёшь до стола и съешь хотя бы половину без проблем, расскажу.
Медленно я дошёл до стола. Узза шла рядом, готовая в любой момент подхватить меня, но тело на удивление слушалось меня. Я сел и, взглянув на тарелки с едой, почувствовал дикий голод. Первым желанием было заглотить как можно скорее всё, что было на столе, но я сдержался. После первой же ложки горячей похлёбки я почувствовал лёгкую тошноту. Пришлось сделать паузу, прежде чем продолжить трапезу. Я ел медленно, делая перерывы и запивая еду водой. Узза внимательно следила за мной, отслеживая малейшее изменение в моём состоянии.
Наконец, я почувствовал сытость. Откинувшись на спинку стула, я отодвинул тарелку и внимательно посмотрел на Уззу.
— Всё? — с лёгким недовольством спросила она?
— Больше не могу, — покачал я головой. — Да и вредно это, после стольких дней без еды обжираться.
— А то я не предусмотрела это, — закатила глаза Узза. — Но ладно. Раз ты говоришь, что сыт, меня это устраивает. Ты хотел знать, что тогда произошло.
— Да. И чем подобнее, тем лучше.
— В тот вечер я впервые за долгое время ощутила усталость, — начала Узза. — Я и раньше замечала, что быстро утомляюсь, но в тот раз всё было совсем иначе. Сейчас я понимаю, что причина была в твоём отравлении, но тогда я была уверена, что дело просто в том, что тебе не подходит планета. Когда ты читал мне балладу, я всё пыталась ощутить твои эмоции, но ничего не могла определить. Прежде чем уснуть я подумала, что необходимо как можно скорее увезти тебя с этой чёртовой планеты. А потом я проснулась посреди ночи с осознанием, что ты скоро умрёшь. Не обнаружив тебя в комнате, я… — Узза резко замолкла. — Найти тебя оказалось легко. Когда я оказалась в храме, Бала-Атан успел вонзить в тебя кинжал. Я была не одна. Предчувствуя беду, я взяла с собой нескольких солдат и двух врачей. Они смогли остановить процесс отмирания клеток головного мозга и, по сути, заморозили твой организм. Бала-Атан ответил за то, что натворил с тобой, — отстранённо произнесла Узза. — К утру от него не осталось даже пепла.