Наконец, мы приземлились посреди поля. Я с удивлением смотрел в окно, не узнавая мест. Мне часто доводилось проезжать по этому шоссе, когда я ездил загород отдохнуть от городской суеты, и всегда тут был густой лес: сосны уходили высоко в небо, а между ними робко вели свои хороводы берёзы, а густые ели скрывали в своей тени густые заросли черники.
Узза выключила двигатель, и к нам тут же вернулся контроль над телами. Я с удовольствием повёл плечами, покрутил запястьями и цокнул языком. Вышел из корабля я одним из последних, и с удовольствием вдохнул полной грудью свежий воздух. На короткие три секунды стало спокойно и безмятежно.
— Ваша задача — выровнять этот участок, — раздался уже привычный голос, возвращая меня к действительности. Узза указала на небольшие столбики, ограничивающие прямоугольную площадку. — Все необходимые инструменты вы сейчас получите. Женщины собирают мусор и складывают в тачки, мужчины их вывозят туда, — она махнула рукой в сторону, где виднелись мусоровозы. — После того, как весь мусор будет убран, вы получите следующие указания. Приступайте.
Мусора оказалось много: камни, ветки, шишки, какие-то бутылки и куски железа. Пока из подъехавшего грузовика Иные выгружали тачки, лопаты, мотыги, грабли и прочий инвентарь, а в километре от нас приземлился ещё один корабль и из него вышли жильцы соседней парадной, мы разошлись по выделенной площадке.
— Что они собираются тут строить? — пробормотала под нос стоящая рядом Надежда Маратовна.
— Может, дома для себя, — предположил я, пиная ногой крупную шишку.
— Сильно сомневаюсь, — покачала в ответ головой Надежда Маратовна. — С чего бы поручать подобное нам? Строителей среди нас нет, это точно. Может и строить мы ничего не будем, только выровняем участок. Им же нужны где-то свои корабли держать, — она взглянула на небо.
— Чего они сами не могут выровнять этот участок? — возмущённо прошептал кто-то позади меня. — Судя по их технологиям, это заняло бы у них пару минут.
— Может, хотят лишний раз показать, кто теперь хозяин? — предположил я.
Наконец нам позволили взять тачки и приступить к работе. Работа продвигалась медленно, боль от браслетов не позволяла сильно сжимать пальцами мусор и ручки тачек. Узза подгоняла нас отрывистыми криками и ударами по плечам, а если кто-то спотыкался или падал, пинала ногами. На её лице не было никаких эмоций, будто она всего лишь машина, запрограммированная мучить людей. А может так оно и было. Мы не имели никакого представления о том, кем являются наши поработители, поэтому не стоило отвергать и такую гипотезу.
Время за работой тянулось мучительно медленно. Через пару часов погода улучшилась, и беспощадное солнце обжигало нас своими лучами. Птицы, словно в насмешку, звонко чирикали над нашими головами, и свободно летали, чуть ли не касаясь крыльями наших голов. Узза недовольно цокала языком, глядя, как мы с каждой минутой всё медленнее двигаемся, как тачки всё медленнее наполняются мусором, как мужчины, спотыкаясь и задыхаясь, плетутся к мусоровозам и дрожащими руками опрокидывают тачки, высыпая мусор в ковши мусоровозов.
Я был привычен к тяжёлым физическим нагрузкам. Работая в научно- исследовательском институте, я много времени проводил сидя за столом, и поэтому свободное время посвящал тренировкам. Но одно дело заниматься в зале в комфортном темпе, делать перерывы, чтобы попить воды и подышать свежим воздухом возле открытого окна, и совсем другое непрерывно возить тяжёлые тачки на солнцепёке без возможности даже передохнуть.
Немного поколебавшись, я подошёл к Уззе. Если мой вопрос выведет её из себя, я умру и для меня всё закончится. А если же она прислушается к просьбе, мы все хоть немного отдохнём.
— Нам необходим отдых. Позвольте нам сделать перерыв. Если мы сейчас продолжим работу, то её качество снизится, а этого вы вряд ли хотите.
Узза вздрогнула. Обвела глазами участок и кивнула головой.
— Двадцать минут отдыха, — раздался её равнодушный голос.
Люди побросали тачки и мусор и уселись прямо на землю. Я хотел было отойти от Уззы, но та остановила меня.
— Это был глупый поступок, — голос из колонки слегка дрогнул. — Вас могут и казнить.
Я не ощутил ни страха, ни удивления. В общем-то, мне была абсолютно всё равно, но зато другие могли, услышав её ответ, лучше понять, как выжить в новых условиях.
— За что? — спросил я.
— Вы показываете слабость, — Узза поморщилась. — Вы не должны просить у нас отдыха. Мы сами решаем, когда и сколько вам отдыхать.
— Кто дал вам это право? — вопрос вырвался сам собой, и через секунду я о нём пожалел.
Рука резко вспыхнула болью. Символы на браслете стали красными, а по запястью побежали ручейки крови, которая после каплями падали с кончиков пальцев на землю, штаны и кроссовки. Перед глазами всё поплыло, а в ушах зазвенела тишина. Я попытался вскрикнуть, но не смог издать ни звука. Боль пробежалась по руке, словно зверёк, и впилась в голову. Не в силах терпеть, я упал на колени и сжал её руками. По лицу потекло что-то тёплое и, облизав губы, я почувствовал металлический привкус. Кровь.
Боль. Это всё, что осталось в этом мире. Я уже и не помнил, что есть что-то ещё, кроме неё. Я не видел и не слышал, не мог кричать, и от этого было ещё страшнее. Сколько длилось это состояния я не знаю. Время исчезло, и я уже не знал, что такое минуты и часы.
Когда же ко мне вернулся голос, слух и зрение, я обнаружил, что лежу на земле, подтянув колени к груди. В животе жгло, толстовка пропиталась кровью. Отстранённо я подумал, что производитель ножа был мастером своего дела. Мне не хотелось двигаться, и я мечтал лишь о том, чтобы кровь вытекала из раны быстрее.
Узза стояла рядом и безразлично смотрела куда-то в сторону, застыв статуей. В её пальцах была сжата тонкая палка с круглым наконечником, издающая слабый треск. Мои соседи по парадной со страхом наблюдали за нами, боясь пошевелиться.
Раздался тихий гул, и с неба опустился шлюп. Из него вышло двое Иных: мужчины средних лет с татуировками на лицах и шеях. Они подошли к Уззе и что-то сказали её, цокая и шевеля пальцами. Она так же ответила, а потом склонила голову и закусила губу.
Иные подошли ко мне и приказали подняться на ноги. Боль в животе усилилась, когда я попытался сесть, и я с криком завалился на спину. Издав недовольный цокот, они подняли меня, схватив за руки, и потащили к шлюпу. Напоследок я обернулся. На шее Уззы прямо на глазах появлялся кровоподтёк.
Глава 3
С меня сняли толстовку и, злобно прищёлкнув языком, отобрали нож и зажигалку. На животе зияла глубокая рана, при взгляде на которую меня начало мутить. Кровь моментально заляпала пол шлюпа. Один из Иных достал с полки металлический ящик, на боку которого была выгравирована девятиглавая змея. Открыв его, он взял в руки длинную иглу, серебристый тюбик и моток нитей.
Меня бросило в холодный пот. Накладывали мне швы единожды, больше пятнадцати лет назад после того, как я неудачно прыгнул с мостков в озеро и напоролся ногой на какой-то штырь. Тогда меня зашивал совсем молодой врач, который, казалось, боялся больше меня. В середине процедуры анестезия резко перестала работать, и я, заорав от дикой боли в ноге, напугал врача. Тот, дёрнувшись, попал остриём иглы прямо в рану. После этого я потерял сознание, а когда пришёл в себя, вместо врача рядом со мной сидела пожилая женщина, невозмутима перевязывающая мне ногу.
— Не надо, — прохрипел я. — Не делайте этого.
— Почему? — лёгкое удивление отразилось на лице обоих Иных. — Если не зашить рану, ты умрёшь.
— Знаю, — прошептал я.
Иной минуту буравил меня взглядом и отложил иголку с нитками обратно в ящик. Неужели захватчик понял меня и готов дать мне такую желанную смерть? Прикрыв глаза, я начал ждать, когда моя жизнь оборвётся. Мне не было страшно умирать и не хотелось жить. Всё, о чём я мечтал — вечный покой и забытьё. Дышать становилось всё тяжелее, а мысли стали спутанными и обрывистыми.
Неожиданно живот обжёг холод. Я вздрогнул и, резко раскрыв глаза, увидел, как на мою рану из тюбика выливают прозрачный гель. Кровь перестала вытекать из раны, а боль утихла. Иной начал зашивать рану, накладывая аккуратные швы.