Я не спешил, но все-таки процедуру повторили, и пришлось снова пройти небольшим пластиковым туннелем – воздух там попахивал озоном и раздавалось неприятное гудение.
В результате моих хождений эскулап ткнул пальцем в экран и злорадно спросил:
– А это что такое, а?
– Осколок гранаты. Неизвлекаемый. Дать ссылку на медзаключение?
– Не надо… Не надо мне мозги пудрить! Я ж вижу, что не металл.
– Не металл, – согласился я. – Керамический поражающий элемент гранаты РГЦ-18. Вы все же взгляните на заключение.
Серьезно здесь затянули гайки, раньше пройти досмотр было куда проще…
Эскулап, недолго поразмыслив и заглянув в планшет, отбарабанил как по бумаге:
– Провоз любых гранат на Особую территорию запрещен, подпункт семь-три второго раздела Конвенции. И провоз деталей и составляющих частей гранат тоже запрещен, подпункт семь-четыре там же. Так что придется извлекать. Или отменить поездку.
К такому повороту дел меня подготовили заранее.
– Вам следует ознакомиться с письмом-разъяснением Министерства номер семьсот двадцать дробь два нуля пятьдесят восемь от четырнадцатого июня позапрошлого года, – холодно отчеканил я. – Там все сказано про имплантаты медицинского назначения и прочие инородные тела, извлечение которых невозможно без нанесения существенного вреда здоровью.
Он помрачнел. Действительно не знал о письме? С этим супердезодорантом мне не понять… Ну и что еще выдумает? Усадит в стоматологическое кресло и полюбопытствует: а не скрывается ли под какой-нибудь пломбой запас гранат РГЦ-18? Или зайдет, так сказать, с другого фланга? С ректального?
Не угадал. С явной неохотой я был признан чистым и достойным отправиться на Территорию. Аллилуйя!
Когда-то, полтора десятилетия назад, на Территорию можно было въехать даже на автомобиле. На старом, бензиновом, сделанном без применения современных технологий, – но все же лучше, чем мерить версты пешком.
Те былинные времена давно миновали. Теперь – путешествуй на своих двоих или на том транспорте, что сумеешь раздобыть после перехода. Лишь в исключительных случаях, при заданиях особой важности, агентам предоставляются средства передвижения, причем одноразовые, саморазрушающиеся спустя определенный, весьма недолгий срок.
Мое задание было как раз из таких. Из особо важных.
Я по умолчанию предполагал, что вновь получу от начальственных щедрот лодку, и гадал: успею добраться на ней хотя бы до Усть-Кулома? Или опять и корпус, и электродвигатель начнут распадаться посреди реки, и дело закончится купанием в сентябрьской водичке?
Но нет, изменения произошли и в этой сфере… И даже, редкий случай, произошли к лучшему – если брать в расчет лишь быстроходность транспорта. Однако с точки зрения безопасности… Заплыв в ледяной воде казался мне теперь не самым экстремальным вариантом.
Короче говоря, я получил дельтолет. Уже раскрытый для полета, затяни ремни и лети. Вынесли его из морозильной камеры – очевидно, процесс распада прозрачного монокрыла активизировался при плюсовых температурах.
– Используя восходящие потоки, можно забраться очень далеко в Тёрку, – обнадежил меня Зулус. – Но не советую увлекаться. А советую чаще поглядывать на индикаторную полоску. Станет красной – на спуск и приземление останется две минуты с погрешностью десять процентов. Лучше не тянуть до конца, начать присматривать место для посадки, когда желтый цвет начнет меняться на бурый… Есть еще вопросы по этой штуке?
Вопросов я мог напридумывать множество, но с дельтолетом управляться умел неплохо, к тому же не хотел затягивать общение со старлеем. Внешне незаметный процесс распада монокрыла уже активизировался. Каждая лишняя минута, проведенная сейчас на земле, – это лишние километры, что придется преодолеть на своих двоих по весьма пересеченной местности. И я быстренько распрощался с Зулусом.
«Вертушку» ради меня в воздух поднимать не стали. Дельтолет на полукилометровую высоту доставила антигравитационная катапульта.
«Брусничное» и мост остались позади.
Я летел поначалу вдоль серой ленты реки, затем удалился от берега, забирая к северу: Уса изгибалась громадной подковой, и с моим ограниченным полетным ресурсом лучше срезать изгиб русла.
Места внизу тянулись безжизненные, почти не населенные. Выглядевшая нормальной лесотундра (парма, как зовут ее местные) чередовалась с обширными глубокими провалами, на дне их весной и летом плескались достаточно живописные озера, сейчас, осенью, превратившиеся в лишенные растительности болота.
Усинский нефтегазоносный район… Полвека назад его терзали подземными ядерными взрывами, стискивая, сжимая глубинные пласты, – и извлекали-таки «неизвлекаемую» нефть. Матушку-землю выдоили досуха, но, как выяснилось, для районов с вечной мерзлотой способ этот не самый удачный: громадные радиоактивные полости не остались глубоко под землей, как было задумано… Сейчас, впрочем, уровень радиации упал до почти приемлемых величин. Если не жить там слишком долго, разумеется.