– Да это ж Громка… – растерянно сказал один. – Из нашей резервации…
– А у этого вообще ничего… – не менее растерянно сообщил другой.
Антон Треплев сидел на земле и ошалело разглядывал троицу юных (как выяснилось) супостатов. Все примерно одного возраста, все примерно одинаково одеты, на пузе у каждого красуется один и тот же портрет. Присмотревшись, Антон узнал в изображенном себя.
– Ну круто!.. – не спуская глаз с Треплева, вымолвил тот, что отобрал плеер у Громовицы. – Слышь, мужик… Дорого стоило?
– Что именно? – сердито спросил Антон, поднимаясь с земли и отряхивая задницу.
– Ну… пластическая операция… Класс! Глянь, Тиш: ни шрамика!
– Швов не видать, – ревниво посопев, согласился коренастый Тиш. – А нос не похож…
Сверились с портретом на пузе соседа и снова уставились на незнакомца.
– Ну а чего ты хочешь? Чтобы вообще один в один?..
– Может, представимся для начала? – прервал их тот, кого разглядывали. – Меня, например, зовут Антон.
– Во дает! – поразился один из троицы. – Слышь, дяденька! Может, ты еще и Треплев, например?
– Например! – с вызовом отвечал ему Антон. – А вот вас, молодые люди, как величать прикажете? Тиш, насколько я понимаю, Тихон… А ты?
Спрошенный помялся, вздохнул.
– Тоже Тихон, – раскололся он.
– Тихон, – не дожидаясь вопроса, буркнул третий.
– Три Тихона?!
– Ну а что? Самое частое имя в резервациях…
– Потому что тихое?
– Ага…
– Как же вы между собой-то? Первый, второй, третий?
– А погремухи на что? – с достоинством возразили Антону. – Я – Тихуша, он – Тихоня, а вот он – Тишина… Можно просто Тиш.
Треплев еще раз оглядел представившихся. Погремухи им, следует признать, прицеплены были весьма удачно: хитроватый Тихуша, простоватый Тихоня… Озадачивал лишь Тишина.
– Почему Тишина?
– А даст в лоб разок, – охотно пояснили в ответ, – и тишина…
Ну вот теперь все понятно.
– Погодите! – спохватился Антон. – А Громовица? Что-то не слишком тихое имя…
– Родители так назвали, – нехотя призналась та. – Отшибленные они у меня. Я от них в резервацию сбежала…
Ишь ты! Вон у них тут, оказывается, какие страсти кипят! Чистый Шекспир.
– Ты, дяденька, от разговора-то не уходи… – хмуро посоветовал коренастый Тиш. – Фамилия твоя как?
– Говорит, Треплев, – негромко сообщила Громовица.
– Ничего себе! – восхитился Тихуша. – Вообще-то за такое отвечают… – Оглянулся на сообщников, ища у них поддержки, и, найдя, возмущенно продолжал: – Да я, чтоб эту майку заслужить (звучный удар кулаком по матерчатой физиономии Антона Треплева), в городе четыре динамика разбил, еле ушел… А Тихоня?! Да для него за периметр выйти – подвиг! Он – клинический! Он сознание под бомбежкой теряет!.. А ты что сделал? Чем ты знаменит вообще, чтобы с такой мордой шастать?..
– Чем знаменит?.. – Голос стал жестяным, даже задребезжал малость. Страха перед тремя подростками Антон не испытывал, а накопившееся нервное напряжение требовало разрядки. – Знаменит я, Тихуша, тем, что имя мое – Антон, фамилия – Треплев! Чем еще? Тем, что это моя собственная морда и никакой пластической операции я не делал! Может, тебе паспорт показать? На, гляди!..
Он и сам понимал, что ведет себя предельно глупо, но справиться с собой не мог. Притихнуть бы, осмотреться, а не документы предъявлять! Кстати, выхваченная из кармана книжица в пластиковой гербленой обложке произвела впечатление еще до того, как была раскрыта.
– Ой… – сказал Тихоня. – Правда, паспорт…
Видимо, личность теперь удостоверяли каким-то другим способом, и надо думать, с недавних пор, поскольку о паспортах забыть не успели.
– Покажь… – выдохнул Тихуша.
Антон раскрыл паспорт на главной страничке.
Три юные физии подсунулись поближе, затем отшатнулись и стали беспощадны. Если раньше таинственного незнакомца можно было уподобить уголовнику, не способному отчитаться по всем своим наколкам, то теперь он открыто напрашивался на обвинение в кощунстве. Паспорт… Подумаешь, паспорт! Если рыло себе новое смог заказать, то уж паспорт-то…
– Дядя, ты кто?
В голосе Тиша звучала угроза, и Антон поспешил спрятать документ, освободив таким образом руки – глядишь, понадобятся вот-вот.
– Антон Треплев, – произнес он как можно более спокойно.
– Может, псих? – жалобно молвил Тихоня и снова повернулся к испытуемому. – Ну ты хоть бы головой своей, дядя, подумал! Сколько лет Антону Треплеву?
– Мне? Сорок один!
– Да? А как же мы на той неделе твое шестидесятилетие отметили? Всю могилу цветами забросали…