Стэнтон мог лишь с грустью наблюдать, как в последнее время на стенах Венеции появились граффити и на каждом углу продавались дешевые сувениры на тему апокалипсиса, предсказанного майя, а уж торговцы использовали популярную тему на всю катушку. Хотя его воспитали в католической вере, в церковь он не ходил и даже не думал заводить такую привычку. Если другим было угодно верить в судьбу или в истинность древнего календаря, это их право. Сам он предпочитал исключительно научные методы и принимал только те гипотезы, которые поддавались проверке.
К счастью, в Конец Света 21 декабря явно верили далеко не все венецианцы. Кстати, и променад уже украсили красно-синими гирляндами огней на случай, если чокнутые забудут, какая дата приближается на самом деле. Святки. Очень странный праздник в Лос-Анджелесе. Многие приезжие никак не могли взять в толк, как отмечать его в тридцатиградусную жару, но Стэнтон обожал этот контраст — девушки в шапочках Санты и на роликовых коньках, но при этом лосьоны для загара во всех витринах и доски для серфинга с оленьими рогами. В самом деле, оседлать волну и промчаться на ее гребне вдоль пляжа в самое Рождество — чем не замена всей религиозной составляющей торжества?
Десять минут спустя они добрались до северной оконечности гавани Марина-дель-Рей. Миновали старый маяк, череду парусных яхт и мощных рыболовецких судов, тихо покачивающихся у причалов. Стэнтон спустил Догму с поводка, и собака умчалась вперед, а он сам продолжил неторопливо крутить педали, вслушиваясь в звуки музыки. Особа, с которой они хотели сейчас встретиться, постоянно слушала джаз, и если сквозь шум прибоя до вас доносилось фортепиано Билла Эванса или труба Майлза, она находилась уже где-то рядом. В последние десять лет Нина Каунтнер была, можно сказать, главной женщиной в жизни Стэнтона. Правда, с тех пор как три года назад они разъехались, появились и другие, но ни одна не стала хоть сколько-нибудь равноценной заменой.
Послушно следуя за собакой ко входу в гавань, Стэнтон уловил в отдалении траурные завывания саксофона. Пес уже достиг самого края южного пирса, куда с трудом втиснулась принадлежащая Нине крупная двухмоторная лодка фирмы «Макгрей» — двадцать два фута отполированного до блеска металла и дерева. Сама Нина уже присела рядом с Догмой, ласково поглаживая ей брюшко.
— Я смотрю, вы сумели найти меня на этот раз! — выкрикнула она навстречу Стэнтону.
— Да, и в кои-то веки в нормальной гавани, — отозвался Стэнтон.
Поцеловав в щеку, он вдохнул ее запах. Хотя большую часть времени Нина проводила в море, она почему-то неизменно пахла розовой водой. Стэнтон чуть отстранился, чтобы оглядеть ее. У нее была ямочка на подбородке и потрясающие зеленые глаза, но вот носик чуть крючковат, а рот слишком мал. Большинство мужчин не замечали ее привлекательности, но для Стэнтона ее лицо было самим совершенством.
— Ты когда-нибудь позволишь мне позаботиться, чтобы у тебя появилось собственное место у причала? — спросил он.
Нина бросила на него выразительный взгляд. Он уже не раз предлагал арендовать для нее личную стоянку в гавани в надежде, что это побудит ее чаще сходить на берег, но она неизменно отказывалась, и теперь он догадывался, что не согласится никогда. Работая внештатным корреспондентом журнала, она не имела постоянного заработка и потому уже давно овладела искусством пользоваться чужими местами у пирсов или вставать на якорь в укромных заливах, неразличимых на радарах и известных лишь немногим другим морякам.
— Как продвигается твой эксперимент? — спросила она, когда Стэнтон последовал за ней на борт лодки, называвшейся «План А». На ее палубе не было ничего лишнего — пара откидных сидений, набор компакт-дисков, разбросанных вокруг кресла шкипера, и две миски с водой и кормом для Догмы.
— Этим утром получены новые результаты, — ответил он. — Должны быть крайне интересными.
Нина уселась на место капитана.
— Ты выглядишь усталым, — выдала она со свойственной ей прямотой.
Он подумал, что она разглядела признаки старения на его лице, углубившиеся морщины в уголках глаз, которые не могли скрыть очки без оправы. Но ведь прошлой ночью Стэнтон проспал полноценных семь часов, что случалось с ним нечасто.
— Я чувствую себя прекрасно.
— В суде все теперь улажено? Надеюсь, навсегда?
— Давно улажено. И это стоит отметить. У меня в холодильнике есть шампанское.
— Я сегодня собиралась на Каталину, — сказала Нина. Она принялась щелкать тумблерами, крутить ручки, назначения которых Стэнтон до сих пор не знал, включив при этом систему Джи-пи-эс и прочую бортовую электронику.
Очертания острова Каталина смутно виднелись сквозь морскую дымку.
— А что, если мне рвануть с тобой? — спросил Стэнтон.
— Чтобы весь день изнывать, не получив новых результатов из лаборатории? Я тебя умоляю…
— Не надо этого покровительственного тона.
Нина поднялась и взяла его пальцами за подбородок.
— Не забывай, что я твоя бывшая жена и знаю про тебя все.
Расстаться решила она, но Стэнтон винил во всем только себя, и какая-то часть его существа все еще верила, что у них есть совместное будущее. За три года, прожитые ими в браке, Стэнтону часто приходилось по работе уезжать за границу на долгие месяцы, а она сбегала в море, которое любила всем сердцем. И он позволял ей уплывать, медленно отдаляться, а потом выяснилось, что и для нее так лучше всего, — она была счастлива одна посреди океана.
В отдалении раздался гудок огромного контейнеровоза, всполошивший Догму. Она залилась долгим лаем, но потом снова стала гоняться за собственным хвостом.
— Я верну тебе собаку завтра вечером, — сказала Нина.
— Останься поужинать, — предложил Стэнтон. — Я приготовлю все, что только пожелаешь.
Нина лукаво посмотрела на него.
— А что подумает о нашем ужине твоя новая спутница жизни?
— У меня нет спутницы жизни.
— Как? А что же сталось с этой… Как там ее? С математичкой?
— У нас было всего четыре свидания.
— И?..
— А потом мне пришлось заняться лошадью.
— Шутишь?
— Нисколько. Меня пригласили в Англию, чтобы осмотреть коня, у которого заподозрили почесуху. И тогда мне было сказано, что я несерьезно отношусь к нашим отношениям.
— Как считаешь, она была права?
— Повторяю, мы встречались всего четыре раза. Так как насчет ужина завтра вечером?
Нина запустила один из двигателей «Плана А», когда Стэнтон выпрыгнул на причал и поднял свой велосипед.
— Купи бутылку хорошего вина! — крикнула она, уже отчаливая и, как всегда, оставляя за собой последнее слово. — Там видно будет…
Институт прионов[3] в Бойл-Хайтс, принадлежащий Центру по контролю заболеваемости США, был для Стэнтона-профессионала роднее дома уже около десяти лет. Когда в начале 2000-х годов он переехал на запад страны, чтобы стать его первым директором, это была всего лишь крохотная лаборатория, ютившаяся в передвижном трейлере, установленном на территории окружного медицинского центра в Лос-Анджелесе. Ныне, благодаря его неустанным стараниям и хождениям по кабинетам начальства, институт занимал весь шестой этаж здания центральной окружной больницы — того самого здания, внешний вид которого показывали в многочисленных эпизодах телесериала «Клиника».
Пройдя через двойную дверь, Стэнтон направился в помещение, которое подчиненные давно окрестили его «берлогой». Один из них забросил туда рождественскую гирлянду, а потом уже сам Стэнтон удлинил ее галогеновыми лампами и протянул по всей лаборатории, и теперь они попеременно мерцали то синим, то красным светом, отражавшимся от стальной поверхности столов с микроскопами. Оставив портфель в кабинете, Стэнтон надел маску, натянул на руки перчатки и пошел в конец коридора. Этим утром им удалось получить первые результаты эксперимента, над которым его группа работала несколько недель, и ему не терпелось ознакомиться с ними.
3
Белковые заразные частицы — особый класс инфекционных агентов, исключительно протеиновых, вызывающих тяжелые заболевания центральной нервной системы у человека и ряда высших животных, так называемые медленные инфекции.