How Many More Times,
Treat me the way you wanna do?
How Many More Times,
Treat me the way you wanna do?
«How Many More Times», Led Zeppelin
Несмотря на весь мой скепсис относительно Ниндзя, он оказался едва ли не самым полезным бойцом нашего скороспелого отряда.
Высланный главарем Кочей вперед, в боевое охранение, Ниндзя успешно обнаружил при помощи своего модернизированного детектора «Велес» кровососа.
Кровосос — как мы и опасались — находился в боевом режиме, то есть был невидим да вдобавок еще и прятался от дневного света под крутым бортом лежащего на отмели баркаса.
Сообразуясь с показаниями своего «Велеса», Ниндзя ползком подкрался к нему на дальность действительного огня и всадил тяжелую бронебойную стрелу из арбалета прямо в правую глазницу монстра.
Разъяренный кровосос вынужденно вышел из боевого режима, и когда он был уже хорошо различим невооруженным глазом, его как следует нашпиговал свинцом из своего «Вала» Коча.
Поскольку автомат этот имеет великолепный интегрированный глушитель, остальные кровососы, засевшие в трюме земснаряда, не слышали стрельбы и не успели подготовиться к нашему визиту.
Дальше действовали так.
Борхес и Жаба поднялись на нос баркаса. Жаба благодаря своему могучему пулемету Дегтярева должен был служить нашей, так сказать, артиллерией. Борхес — со своим-то огнеметом! — выполнял вообще функции авиаподдержки с ее непременным напалмом и прочими ужасами, противными Гаагской конвенции.
Ну а мы с Тополем, Джу-Джу и Кочей залегли цепью так, чтобы каждый из нас мог держать под огнем и весь левый борт земснаряда, и его корму. Что же до Ниндзя, то он изготовился к броску к трюмам земснаряда как только позволит обстановка.
Коча дал отмашку — и пошла плясать губерния!
Борхес, который от греха подальше снова надел асбестовые рукавицы и накидку «Саламандра», нажал на спусковую скобу огнемета. Упругая струя жидкого пламени с ревом облизала весь правый борт земснаряда.
Замысел заключался в том, чтобы напугать кровососов вставшей по правому борту земснаряда стеной огня. Мы надеялись, что загорятся остатки краски, что на палубе займутся истлевшие доски, что, наконец, через прорехи в ржавчине по земснаряду начнет расползаться удушливый горячий дым, который выкурит кровососов, как комаров!
Борхес дал еще три импульса.
Детектор Кочи не фиксировал движения кровососов. Да и вообще их присутствие пока ни из чего не явствовало.
Кровососов, похоже, экранировали массивные железные детали земснаряда. Поэтому Борхес продолжал обрабатывать огнем проржавленную коробку судна, словно его целью было запечь кровососов в собственном соку.
Наконец что-то грузно плюхнулось в лужу жидкой грязи у кормового среза земснаряда — и Коча, жизнерадостно выматерившись, дал длинную очередь трассирующими пулями.
Целеуказание, стало быть.
Все мы тоже открыли огонь. Джу-Джу, который был ближе других, швырнул в грязь одну за другой две гранаты.
— А вот второй! — заорал Коча. — У самого носа, сука!
После чего он выпустил две очереди в новом направлении.
Должен честно признаться: не уверен, что я попал хотя бы один раз.
А вот Жаба, имевший самую солидную пушку — а именно РПД, — определенно попал, поскольку после одной его особо заливистой очереди прямо из воздуха вдруг вывалился серый тюк радиоактивного мяса с розовыми пятнами на коже.
Тюк грузно рухнул на землю — причем в считаных метрах от Кости! Так что, возможно, Жаба моему другу жизнь спас.
«Надо же, — расчувствовался я. — Жизнь! Спас! Косте! А с виду — мудак мудаком».
Последнего кровососа выкурил светошумовыми гранатами Ниндзя, который к тому моменту уже пробрался в трюм земснаряда через прореху близ якорного клюза.
Ополоумевшая тварь не нашла ничего лучше, как взбежать по разваливающемуся трапу на ходовой мостик и уже оттуда сигануть вниз, разбив при этом единственное уцелевшее стекло.
По этому-то стеклу мы кровососа и засекли. Двумя короткими очередями Костя положил конец этому поднадоевшему спектаклю.
— Ну чего… Айда на борт! — сказал Коча, приняв на свой ПДА от Ниндзя сообщение «Все чисто».
В трюм спускаться совсем не хотелось.
Ну то есть совсем-совсем.
Трап был узким, ненадежным, и хотя Коча уверял, глядя на свой детектор, что никаких кровососов в трюме уже не осталось, я как бывалый сталкер понимал: кроме кровососов здесь нас может поджидать сотня других опасностей.
Все внутренности землечерпалки давным-давно могли зарасти ржавыми волосами что твоей паутиной. Хищным лишайникам-невидимкам ничто не мешало облепить переборки. Ну а в трюмах почему бы не обосноваться ведьмину студню? Не говоря уже о жадинках, которые тоже уважают подобные местечки…
В пару жадинок мы и впрямь вляпались.
Из одной, чертыхаясь, Джу-Джу смог выскочить самостоятельно. Ну а из второй Жабу пришлось вытаскивать стандартным сталкерским методом: побросав к ногам захваченного аномалией бандита все наши тяжелые рюкзаки. Жадинка перегрузилась и лопнула. Но осадочек, как говорится, остался.
Наконец мы нашли Отто.
Он лежал в самой дальней части трюма на грубой деревянной лавке.
То, что это именно Отто, по большому счету было ясно только по обуви да по краю типичной бандитской кольчужки, которая торчала из-под грязного и скверно пахнущего савана, в который Отто был спеленут.
Саван был мокрым — его смочили какой-то жидкостью из древней, грязной трехлитровой банки, что стояла тут же на палубе.
Рядом с банкой, на газете, валялись медицинские инструменты — тридцатикубовый шприц, несколько надломленных ампул без маркировки, комок грязной ваты (ею явно вытирали чью-то кровь), а также пинцет и скальпель. Было ясно, что над человеком, спеленутым в саван, производились какие-то пугающие медицинские манипуляции. Как минимум ему нечто кололи. Или брали какие-то биопробы — тканей, что ли, или костного мозга… Что именно кололи и зачем брали — об этом думать совершенно не хотелось!
— Он, кажется, дышит, — сказал Коча, который первым, с трудом поборов брезгливость, наклонился к груди лежащего товарища.
— Ты хоть с лица байду эту убери — глянем, что там, — потребовал Жаба.
По нарочитой развязности его тона я понял, что на самом деле ему очень не хочется смотреть на Отто.
Коча отвернул полог савана.
Нам открылось лицо спасенного.
Как ни странно, на нем не было следов насилия — ни свежих порезов, ни синяков. Бледное, немного одутловатое и бесстрастное — лицо человека, давно заснувшего глубоким сном без сновидений.
А вот кожа на шее бедняги Отто — она была странной. Такой… гладко-розовой… с химическим каким-то отливом… словно бы напитанной дурными телесными соками.
— Розовый как кровосос, — тихо промолвил Джу-Джу.
Никто ему не ответил. Потому что в то мгновение все думали об одном и том же.
Нет, Отто не спит. И он не мертв.
В своем смердящем, пропитанном подозрительной химией саване он ждет мутаций, которыми уже беременно его обреченное тело. Эти мутации сделают из него, человека, кровососа новой породы — такого же точно, как те, которые похитили его и принесли сюда.
Но кто придумал это? Кто хозяин этого зловещего трюма? Кто вскрывал ампулы и вводил в тело оглушенного бандита вещества? И в какой лаборатории эти вещества произведены? Ох, сколько было вопросов…
— Сдается мне, вашему Отто уже не поможешь. — Тополь наконец нарушил гнетущую раздумчивую тишину.
— В смысле? — с вызовом спросил Коча.
— В смысле, что если мы сделаем попытку унести его отсюда, он не ровен час прямо у нас на руках мутирует в кровожадное существо, которое тут же предпримет попытку высосать нас досуха!
— Да не гони беса! — взвыл Джу-Джу. — Наш братан и не из таких передряг выбирался!
— Ну, дело ваше, — заметил Тополь, красноречиво поглядывая то на меня, то на Борхеса. — Все, что от нас требовалось, мы сделали. Теперь нам и по своим делам пора. Надеюсь, возражений нет?
Коча еще раздумывал, как там у него с возражениями, когда по ту сторону проржавленного борта землечерпалки вдруг загремел мегафон: