— Конечно.
— В идеальных условиях?
— Да.
— Очень хорошо. А вот в Зоне был сталкер, который бил бюрера в глаз с тысячи пятисот метров.
Кто мне поверил? Да ясное дело — никто!
И, конечно же, меня немедленно завалили градом вопросов и подколок:
— Кто такой бюрер? Если мутант размером с кита, у которого глаз как «Лада Балерина», то верим!
— С тысячи пятьсот? Невероятно!
— А чем бил? Если противотанковым «Фаготом» с лазерным наведением, тогда нормально!
Свою лепту внес даже Борхес.
— Это что за сталкер такой? — с искренним интересом полюбопытствовал он.
«Ты, Борхес, вообще лучше бы молчал; от твоей же либеральной задницы внимание отвлекаю», — подумал я с неудовольствием, но ответил ему, конечно:
— Паша Спинорог. Хотя для морали моей истории, — обратился я к Степняку, — это совершенно не важно… Что же касается ваших вопросов, товарищи, отвечаю на них в порядке поступления. Бюрер — опаснейший мутант, обладающий развитыми способностями к телекинезу и умеющий наносить очень чувствительные пси-удары. Паша Спинорог бил по нему из вполне обычной снайперской винтовки Драгунова СВД-С калибра 7,62. В общем, из такой же точно снайперки, как у сержанта Степняка. Используя при этом стандартный снайперский патрон. И дистанция была именно тысяча пятьсот метров. Он поразил бюрера именно в глаз первым выстрелом. Но поскольку эта тварь невероятно живуча, Паша Спинорог добивал мутанта еще пятью пулями. И каждая из этих пяти пуль попала бюреру точно в голову. Тому есть четыре свидетеля, в том числе и я.
— Паша Спинорог вообще знаменитая личность, — поддержал меня своим авторитетом Тополь. — Когда ему было нужно, он попадал в любую цель на пределе убойной дальности любого оружия. Например, он однажды подстрелил одного очень нехорошего человека из автомата Калашникова с расстояния в девятьсот метров. Причем попал именно туда, куда хотел: в ногу. А в другой раз он навскидку, от бедра, расстрелял по-македонски, из двух «стечкиных», свору премерзких припять-тушканов. Может, в этом и не было бы ничего удивительного, да только бил он их со ста метров!
— Так-то, товарищ сержант, — сказал я самым наставительным тоном, на какой был способен, подводя черту под сообщением про Пашу Спинорога.
— Ну и что? К чему это? — угрюмо спросил Степняк. Судя по выражению его лица, его терзали смутные сомнения.
Я ждал этого вопроса.
— А вот к чему. Человеку было подвластно невозможное. Невозможное. Зона дала ему дар. Сделала лучшим стрелком в мире.
— Все равно не понимаю, — упрямо повторил сержант. — Ну дала дар. Ну сделала.
— Вы спросили, сержант, что искать в Зоне. И я вам ответил. Люди ищут в Зоне чудо. Доброе чудо или злое чудо — другой вопрос. Паша Спинорог хотел стать самым классным стрелком, хотел вопреки логике и здравому смыслу — и стал им. Он семнадцать раз ходил в Припять, ходил к Четвертому энергоблоку, искал Монолит… Никто не знает, что именно он нашел, что сделало чудо возможным. Но чудо случилось.
Люди уважают силу. А еще они уважают ловкость, удачливость, мастерство. Так что, я видел, что бойцы, подсевшие к нашему костру, были впечатлены…
Еще бы! Такие вещи и впрямь захватывают воображение! Особенно если ты молод и не очень-то много еще видел в жизни. Образ этакого великолепного ворошиловского стрелка или, если угодно, ковбоя с Дикого Запада, который навскидку, «от бедра», кладет со ста шагов из пары «стечкиных» свору агрессивных припять-тушканов, это, согласимся, яркий и захватывающий образ!
Ну а напоследок, чтобы, значит, бойцам крепче спалось, рассказал я им историю о спидометре смерти.
История пятая, о спидометре смерти
Жил-был на свете сталкер. Звался он Дайте-две, а так вообще-то Игорем. Шел он однажды через Дюны. Шел-шел, пока не наткнулся там на брошенный армейский уазик.
И нет бы пройти мимо! Так он, конечно, подошел. На то и сталкер, чтобы нос свой везде совать — с корыстными, конечно, целями.
В том уазике сидел скелет в истлевшей камуфляжке. Но Игорька Дайте-две скелетом было не смутить. Скелет он выбросил, забрался на водительское место и взялся валять дурака: жать на педали, руль крутить и ключ в замке зажигания поворачивать.
Машина, ясен перец, не завелась. Но от этой суеты выпал Игорьку на колени из проржавленного гнезда спидометр.
Обычный такой, ничем не примечательный… Как вдруг стрелка спидометра, стоявшая, понятно, на нуле, шелохнулась. И поползла!
Хоть бы в этот момент у Игорька включился мозг и сказал своему владельцу: «Харэ балдеть, хозяин! Двигаем отсюда и быстро!»
Но мозг Игорька по прозвищу Дайте-две молчал. А стрелка спидометра тем временем остановилась на отметке 25.
Игорек в школе учился на двойки. В колледж, как мать предлагала, не пошел. А потому невежество нашим героем владело вопиющее. Вот Игорек и решил, что попал ему в руки ценный артефакт.
Да только что в нем ценного? Скупщики хабара, которым Игорек артефакт принес, ничего ценного в нем не усмотрели. Как ни трясли его, как ни просвечивали, стрелка спидометра больше никуда не ходила, а держалась, как приклеенная, на цифре 25.
А когда на следующий год горе-сталкеру Дайте-две стукнуло как раз 25 лет, в день своего рождения сталкер Дайте-две взял да и умер.
Рано утром. Ни от чего. Прямо в лагере. Трезвый.
И даже врачи, которые делали вскрытие, никаких болезней не обнаружили. Здоровый, сказали, как конь этот ваш покойничек был.
Какая же мораль у этой истории, спросите вы?
Их сразу несколько. Первая мораль: ничего без нужды в Зоне не хватать. А уж тем более не класть в рюкзак.
Вторая мораль еще тупее первой: где скелет — там опасность, там смерть. Что бы ты про это ни думал, всегда об этом помни.
А третья мораль оригинальная, можно сказать, моя личная: у меня страх перед любыми циферблатами, найденными в Зоне. Не беру ни шагомеров, ни счетчиков, ни часов, ни амперметров.
Такое вот суеверие. Несколько раз оно спасало мне жизнь. И вам, может быть, спасет. Почему нет?
Глава 11. Апокалипсис нау
A-well-a don’t you know about the bird?
Well, everybody’s talking about the bird!
A-well-a bird, bird, b-bird’s the word
A-well-a bird…
Surfin’ bird
Bbbbbbbbbbbbbbbbbb…aaah!
«Surfing bird», Trashmen
Рано утром, позавтракав, устроили военный совет.
Присутствовали: я, Тополь, Борхес и майор Филиппов. Отец-командир хотел позвать еще лейтенанта Чепракова, но все мы трое, проявив сталкерскую солидарность, опротестовали это предложение.
Почему?
Потому что так нам легче было давить Филиппова авторитетом.
— Итак, вот карта. А вот свежие спутниковые снимки ЧАЭС…
С этими словами майор разложил перед нами на траве свои топографические сокровища.
— Покажите, пожалуйста, на карте, где мы сейчас находимся, — попросил он.
— Примерно здесь. — Борхес ткнул пальцем в землю на полметра выше края карты.
— Неужели так далеко?
— К сожалению, да. И в то же время — уже достаточно близко к ЧАЭС, чтобы опасно было использовать вертолеты.
— Вы тоже считаете, что лететь на вертушках опасно? — Майор пытливо посмотрел на нас с Тополем.
— Да в принципе можно… — протянул я задумчиво.
— Я категорически против. — Тополь энергично замотал головой. — Тут из-за близости ЧАЭС могут уже очень сильно сбоить наши ПДА. И если, не дай Бог, аппаратура Синоптика зарегистрирует приближение Выброса, мы можем об этом просто не узнать. Ну а если Выброс застанет нас в полете, это стопроцентная гибель. Разобьемся. Да и вообще: условия полетов тут очень плохие, это вам не периферия Зоны.
— А почему вы думаете, что «в принципе можно»? — вопрос был адресован, естественно, мне.
Майору явно не хотелось топать на своих двоих, а хотелось лететь, как человеку. И он искал у меня поддержки.
— Если все в темпе обстряпать — мы будем находиться в воздухе от силы минут десять. На авось проскочить можно. Риск, конечно, имеется. Но это Зона, ходить пешком тут тоже еще как рискованно.
Майор повернулся к Тополю.