— Глупости, — отозвался Степан, помявшись. — просто все осточертело. В особенности безысходность.
— Самсон?
— И это тоже, — нехотя сознался Степан. — Неприятная история вышла. Его хозяев полиция донимала еще с полмесяца, вот они на меня и взъелись.
— В чем проблема-то? Хряк почил с миром.
— Желание докопаться до истины, чтоб его. Самсона затаскали по экспертизам.
— Понимаю, не удалось, значит, пустить его на колбасу. Хотя, не совсем ясно, с чего именно на тебя взъелись?
— Пустое. Забудь, — лицо Степана стало жестким. — Ты-то сам как? Тебя не дергали?
— Бог миловал. А вот с учительством у нас завал.
— Что так?
Я рассказал.
Степан долго молчал, переваривая сказанное.
— Что ж, поздравляю. Значит, вышел толк. Это хорошо.
— Хорошо, да не очень. Не хватает толковых и целеустремленных людей.
— Ты никак на меня намекаешь? — Степан растянул губы, продемонстрировав мне верхний ряд ровных, почти безупречных зубов.
— Ты будто мысли читаешь, Мессинг ты наш!
— Хватит уже дешевых комплиментов. Выдохся Степа. Все.
— Глупости!
— Мне виднее.
— Близорукость замучила?
— Наоборот, у меня прорезалось очень острое зрение.
— Мания величия.
— Скорее, преследования.
— Это последствие влачения жалкого и бесцельного существования.
— Завязывай со своим психоанализом! — прорычал в микрофон Степан. — Тоже мне, умник выискался.
— А ты завязывай раскисать и дуй к нам.
— Не буду дуть! — буркнул Степан.
— Будешь! Я тут жилье тебе бесплатное пробил с помощью нашего общего друга. Как крупному специалисту.
— Какого еще друга?
— Интеллекта, кого же еще?
— Слушай, ну чего ты ко мне привязался? — плаксиво протянул Степан, состряпав кислую физиономию. — У меня только-только жизнь налаживаться начала и…
— Ты сам-то в это веришь?
— А вот это уже мое дело.
— Нет, Степа, ошибаешься! Это общее дело. Не дам я тебе угробить талант организатора.
— Отвяжись!
— Не отвяжусь! Степа, ты ж меня как облупленного знаешь. Не приедешь сам — я тебя за шкирку приволоку.
— Так нужен? — недоверчиво покосился Степан.
— Во! — полоснул я пальцами по горлу.
— Вылетаю, — бросил он и отключился, а на следующий день мы уже справляли его новоселье и обсуждали насущные проблемы образования.
— Ну, не моя это область, понимаешь? — Степан все продолжал упираться, хотя было видно, что ему интересно. Только он немного побаивался свалившейся на его могучие плечи ответственности и, сильно подозреваю, моего непосредственного участия в этом деле — оно и понятно.
Степана мы уговаривали очень долго, вдвоем с Софьей. Но я уже знал, что все это показное, поскольку Степан все-таки приехал…
Глава 5
За работу Степан взялся с неуемным энтузазизмом — да-да, именно энтузазизмом. На мой скромный взгляд это слово полностью отражало суть Степановой деятельности. Он, засучив рукава, с присущим ему тонким юмором расправлялся с неугодными ему учебными материалами, теперь уже на официальной основе: резал, кромсал, перестраивал, внедрял и исключал. В общем, не давал покоя ни себе, ни нам. По правде сказать, меня уже начинали обуревать сомнения, а правильно ли я вообще поступил, втянув его в это дело. Слишком уж лихо оно у Степана шло, и это могло закончиться очень и очень плохо. К заботам по составлению методматериалов прибавились еще две: первая — приходилось все время притормаживать Степана; и вторая — Минобр, почуяв неладное, взялся всеми силами вставлять нам палки в колеса. Теперь приходилось воевать еще и с ним, устраивать разносы, просить, требовать, доказывать. Главной причиной недовольства столь почтенного министерства было расхождение в принципах образовательного процесса, его идеологии — Степановы устремления шли вразрез с привычными и устоявшимися десятилетиями «истинами». Но Степан был непреклонен и шел напролом. Он знал, что прав. Минобр, не в силах понять, чего добивается Степан, только вяло защищался, отстаивая застарелый реализм привычного бытия…
Но настоящая беда нагрянула внезапно и вовсе не оттуда, откуда мы ее ждали. Скандал разразился на очередном собрании школы. Родители были крайне недовольны нововведениями и с пеной у рта защищали своих чад.
— Безобразие! — кричала тощая мамаша с взлохмаченной красно-синей шевелюрой. — Это форменное безобразие! Мой Васенька был отличником — теперь он троечник. Это не школа — это черт знает что! Вы перекрываете дорогу в жизнь моему талантливому сыну.