Список занял три тетрадных страницы в столбик и охватывал почти все стороны жизни.
Я лично видела этот список – он был подробен и всеобъемлющ настолько, что я не смогла добавить в него ничего. Он содержал не только такие очевидные каждой молодой девушке (но мало сочетаемые в реальности) требования, как «высокий доход» и «не жадный», но и специфические пожелания, соответствующие лично ее характеру. Например, хорошее чувство юмора и любовь к хеви-металл.
Под впечатлением всех духовных практик, которые я на нее обрушила, она положила этот список в стол и, глядя абстрактно вверх, сказала что-то типа «прошу вас подобрать мне возлюбленного в строгом соответствии с этим списком, тогда я поверю во всю эту муру». Положила в дальний ящик, забыла о нем и занялась карьерой, которая у нее в это время поперла со страшной силой.
Что характерно – через несколько месяцев у нее завязался бурный роман с более чем достойным мужчиной. Она даже переехала к нему жить, и лавстори получила свое продолжение. Но через полгода она от него съехала и вернулась в свою прежнюю квартиру и свою прежнюю жизнь.
И вот как-то, разбирая в столе, она нашла свой список, подробно его изучила и должна была признать: да, ее ангелы, вероятно, сбились с ног, отыскивая мужчину, точно подходящего под каждый пункт ее пожеланий. Все три страницы были учтены и реализованы. Но вот один параграф она все-таки не вписала, и именно он стал решающим. Парень жил от нее через океан, она не могла жить там, а он – здесь.
Но их ангелы не виноваты, пункта «прописка» в списке не было!
Кстати, после этого верить в «муру» она не начала, по-прежнему продолжает верить в себя. Просто ей легче от мысли, что если будет надо, то пожелание «эй вы там, наверху!» срабатывает.
23.
Когда я уже думала, что все раскопала в прошлых жизнях, и «роман устоялся и можно уже просто жить», меня ждал грандиозный сюрприз.
Первый раз я поймала эту девушку в состоянии полного отупения.
Она просто сидела у фонтана. Разговаривала вода за спиной – за миллионы лет этот язык не изменился, я легко узнала его. Очень жаркий солнечный свет спускался по разноцветным шелковым шторам вниз-вниз-вниз и остывал по дороге. Здесь было относительно прохладно – и так она сидела уже несколько часов.
Моей первой мыслью было – «ну вот я и была умственно отсталой». Удивительно было не только отсутствие мыслей, но и отсутствие эмоций. Отупение полное. Внутри так же пусто, как во дворце в этот знойный день.
Через какое-то время, снова наткнувшись в своих слепых блужданиях на эту девушку, я поняла, что это не врожденное уродство. Так действует опиум.
Ее много дней подряд методично опаивали или окуривали. Чтобы не думала, не искала, чтобы не убежала.
Тогда мне стало интересно, и я постаралась пройти эту жизнь с конца до начала – просто познакомиться.
Следов Антона я в ней не ожидала, но нашла. И уже не удивилась.Я была дочерью второй жены турецкого султана, с которой он проводил каждую ночь с пятницы на субботу. Так предписано вековыми правилами – раз в неделю быть только с любимой женой. О моем рождении сообщили всей Османской Империи. Глашатаи объявляли на улицах: «У султана родился ребенок!». В Истамбуле палили из пушек трижды (о мальчике палят семь раз). С рождения у меня, султан-принцессы, были свои золотые чертоги в даруссаде ( означает что-то вроде «ворота счастья», слово «гарем» говорили только иностранцы ), слуги, кормилицы, украшения, игрушки. Я часто видела самого султана, когда он писал стихи на нашей половине, в райских садах дворца Топкапы.
Я получила прекрасное европейское образование, с детских лет меня учили правильному чтению Корана, письму, математике, истории, стихосложению, географии, игре на различных музыкальных инструментах, танцам, в том числе и всем модным европейским танцам, искусству флирта, в том числе и европейского. Я знала несколько европейских языков, причем французский я знала как родной. Женская часть дворца, конечно, не могла пойти в театр, но зато театр мог давать представления в специальных беседках, где актеры нас не видели, зато их видели мы.
Меня готовили к жизни красивой и праздной. Визирю или иному государственному лицу, за которого меня бы выдали замуж, нельзя было со мной развестись, нельзя было завести еще одну официальную жену, даже официальную наложницу нельзя. Зато он получал титул дамад – зять султана, а в стране, где к власти приходили семьями и в ходе интриг возвышали всю родню, это дорогого стоило. А вот я могла бы развестись с ним, даже более того, с разрешения султана я сама могла бы выбрать себе мужа. Так начинался либеральный 20 век. На моей родине не было послабления для женщин, но были всеобщие послабления нравов. При дворе было много иностранцев – послов, дипломатов, даже (как бы это сказать точнее) торговых представителей иностранных компаний. Но политика меня не интересовала, как оранжерейный цветок меня растили для услаждения.
В 10 лет я уже точно знала, какой будет моя свадьба. Представьте, величественный Истамбул, украшенный арками, флагами, тысячами свечей и даже фейерверками. Мое приданое будет выставлено во дворце, куда может зайти любой простолюдин. Единственное, чего я не знала – так это имя суженого, о котором я неустанно молила Аллаха.
И суженый нашелся через несколько лет мечтаний. Я хотела попробовать свой французский, которым очень гордилась. Мне разрешили вести беседы с племянником английского посла, молодым светлоглазым англичанином. (Интересно, почему мне не нашли француза? Политика? Или меня изначально готовили ему в жены?). Разумеется, в полностью закрытой одежде, через специальную сетку и под присмотром старой стервы, бывшей икбал прежнего султана.
Потом были пикники за пределами дворца, куда нас приносили целой стайкой – нас, султан-принцесс на выданье, было с десяток. Я так хотела, чтобы мой избранник меня узнавал, поэтому заранее показывала ему руки в бесценных кольцах, чтобы он отличал меня ото всех. По ним и по любимой зерзуд – богатейшей золотой вышивке по изумрудному атласу, которую я специально надевала на наши беседы. Мой светлокожий и светлоглазый избранник стал передавать мне записки на английском, которые никто кроме нас не мог читать. В каждой, среди витиеватых сравнений и пылких признаний, были рассказы об обычаях его родины, где женщины ходят с открытыми лицами и смотрят мужчине прямо в глаза. Он клялся увезти меня в свою страну, где не бывает зноя и не нужно фонтанов. Потом были другие пикники (не иначе тут решались тонкие политические вопросы, ибо невозможно было не заметить наше взаимное влечение; хоть мы и прятались ото всех, но в гареме тайн не бывает) , и однажды мой избранник стал упрашивать показать ему лицо и целовал мне руки. А потом, откинув покрывало, тысячу раз восхищался моей красотой и поцеловал меня в губы. И я была на вершине блаженства – от своей смелости, от того, что смогу рассказать сестрам-подругам, от того, что теперь мы точно поженимся, как он обещал. И, как он обещал, не будет у него другой любимой кроме меня.
Этот момент и застал старший евнух. (Сейчас, отсюда, мне четко видно, что все это была тонкая восточная интрига, где дочка султана – всего лишь способ возвышения. Встречи, письма, пикники, настойчивость мужчины и рассеянность слуг были просчитаны и оплачены англичанами, которым очень хотелась продвинуть своего человека в родню султана. Но я тогдашняя этого не знала, все было для меня чудесной сказкой).
Скандал был, конечно, феерический. Меня даже били, запирали и кричали, что я опозорена и меня казнят. Но я, любимый и балованный ребенок, не чувствовала вины, твердила, что в Европе все так делают (мне ведь давали европейское образование и европейские же книги, а там в каждом романе это описано). И, кроме того, нас же все равно поженят!