В нашей деревне скучно: серый песок, изрезанный морщинами древние горы. И ни капли влаги с навеки застывшего пронзительного пустого неба. Монотонная работа по дому, чахлый урожай. Свои мысли можно сказать только ящеркам на раскаленных камнях. Я молода и я женщина, мне можно только слушать. Целые дни муж пересказывает мне свои вчерашние споры о Законе, которые он каждый вечер ведет с уважаемыми стариками нашей деревни.
Видно, Неназываемый нас совсем забыл. Ему скучно смотреть туда, где я изо дня в день копаю маленькой плоской палочкой с заостренной ручкой ( вариант нашей мотыги ) потрескавшуюся землю. Мой огородик, на который муж после великих просьб (я ластилась и ныла две недели) разрешает тратить остатки воды с большого общего поля, или излишки воды в хозяйстве, хотя где ж им взяться, излишкам! Воды так мало, что я лоскутками промокаю большие чаны с водой, а потом выжимаю эти мокрые тряпочки над своими растениями. Цветы муж не разрешил, журил и называл меня ребенком. Но разрешил посеять две полосочки зелени ( что-то вроде современной петрушки) . Это единственное, что тут есть мое.
Все просто, понятно, обыденно. И следов бы этой жизни не осталось, если бы не…
Шли мимо пыльные усталые люди. Трое, в длинной одежде странников. В их дорожных мешках был только песок, фляги из тыкв пусты, но пахло от них дорогими благовониями. Любопытство вязло верх, я их окликнула и пригласила быть гостями.
Но, видно, недостаточно я была радушна, потому что в уме все считали, сколько воды уйдет на гостей. Еда ладно, подам лепешки и мед и скажу, что ничего больше нет, хоть обычай и требует отдать страннику лучшее. Но воды, сколько на них уйдет воды! Пить, наполнить фляги, мыть руки, да еще и омовение ног! Видно ведь, что люди божьи и старше меня. Мне должно оказать им почтение, а мой садик останется без воды дня 3 или даже 4! И пока я кланялась гостям, все прикидывала: что больший грех – проявить неуважение, нарушить веру предков перед путниками или проявить неуважение и соврать мужу, рассказать, что на странников ушло больше воды, а самой ее припрятать для своего садика.
Старший – темноволосый смуглый человек почтенных лет – смотрел на меня пронзительно, даже страшно стало. Я предложила отдых и еду, но они лишь выпили воды из моего ковшика. Ни мало, ни много, а ровно сколько требует вежливость. Все трое так сделали, чтобы осталась примерно четвертая часть.
Рассказали, что в соседнем поселении остановился молодой проповедник, который называет себя Мессией. Исцеляет как Илия, проповедует Любовь. Направляется он в Вечный город (Иерусалим, видимо) и они собираются следовать за ним.
Пронзительный странник позвал меня с собой, говорил, что пророк молод и принес слово Бога, что Бог есть Любовь.
Я ничего так и не поняла и вечером пересказала все мужу. Всего день пути до соседей, и у нас там родственники! Может быть, он меня одну пустит? Но всегда снисходительный к моей молодости муж тут был непреклонен. Бог – это не любовь, Бог – это Закон, мало ли шарлатанов и самозванцев шляется по округе! И никуда меня не пустил, как я ни ластилась. Муж сказал, что желает мне добра и что написано, что муж должен направлять жену. Что он старше и мудрее, и потому лучше знает, что есть Бог и что надо мне.
Позже до их поселения дошли слухи, что с тем проповедником что-то вышло не ладно, какие-то волнения начались, гонения. Может быть даже казни. Вот, журил меня муж с отеческой строгостью, а ты чуть туда не ушла! Место жены – дома, возле супруга.
А ведь все жизни могли бы пойти по-другому!
Вот от этой жизни остался общий осадок огромной, невосполнимой ошибки. Тянущей, выматывающей, как фантомные боли. Все остальные жизни, где убивали или я убивала, предавала людей или люди меня предавали, меняла веру, теряла родных, детей или Родину, проходят легко, как крылом касаясь лица. Та боль пугает, или вызывает печаль, или гордость от того, что человек не сломался, смог пережить и это.
Груз ошибки этой жизни неподъемен, давит и давит. И я все время сглатываю горечь, безотвязный сухой остаток во рту.
А ведь могло все пойти совсем иначе. Все последующие жизни могли пойти по-другому. Или их могло бы не быть вовсе. Я могла бы видеть Христа!29.
Если ты обладаешь какой-то чувствительностью к людям, будущим событиям, эмоциям и т. д., то тебе придется выбрать один из двух путей. Потому что третий почти гарантировано ведет в психушку.
Ты можешь долго делать вид, что ничего не происходит и тебе все мерещится. Только в один из дней, разумеется, совершенно неожиданно, ты столкнешься с ситуацией, в которой твои способности проявятся в полную силу. И тебе придется их признать.
Я шла смотреть съемную квартиру. Уже давно надо было переезжать. Хозяйка на первой встрече показалась мне странной, но уж очень привлекательными были условия.
Вот я собираюсь идти к ней в квартиру и вдруг начинаю слышать оркестр, которой играет какую-то приятную, но очень тревожною мелодию. И чем я ближе к выходу из дома, тем громче и тревожнее музыка. Скоро я стала уже так явственно различать партии разных инструментов, что даже проверила радио – не включено ли. На улице тоже не было таких звуков – большой симфонический оркестр в полном составе не гуляет по Щелковскому шоссе. Это просто звук изнутри.
К моменту, когда я поворачивала к месту встречи, оркестр просто сбесился. Он играл так, что меня продирали ледяные мурашки. Я плюнула и быстро пошла обратно – оркестр умолк и больше никогда не возвращался.
Интересно, что через полчаса после моего возвращения, примчался мой первый муж, который до сих пор считает себя совершенно не чувствительным ко «всяким этим твоим», и сказал, что он отпросился с работы, бежал, торопился, лишь бы меня туда не пустить. У нег было страшные предчувствия.
Много позже мы узнали, что в этой квартире был притон, и еще не известно, вышла бы я оттуда на своих ногах.
Итак, ты либо отрицаешь – но в какой-то момент тебе придется столкнуться лицом к лицу с самой собой.
Либо развиваешь. И тогда тебе придется заниматься этими способностями, развивать так же, как другие «качают» мышцы тела или мозги для решения задач.
Интуиция – тоже мышца, ее тоже можно «накачать», постоянно прислушиваясь к ней.
И тогда ее тихий голос будет говорить все четче и яснее.
Ну а если отпустить способности на волю – они собьют и закружат тебя. Все видеть и слышать опасно во всех смыслах.
30.
Из мировой литературы и всемирного женского опыта я знала, что срок годности «башни из слоновой кости» слишком краток. Я, конечно, не верила, что наше счастье когда-нибудь кончится, но все же старалась использовать его на всю катушку – растягивала удовольствие от жизни как жвачку и надувала его пузырями.
Особенно оценила я это после одного сокрушительного опыта медитаций, одного из тех, после которого в мозгах такая тишина, что, кажется, сейчас лопнут барабанные перепонки. И ты еще пару дней или недель живешь совершенно без мозгов, потому что чувствуешь: то, что составляло основу твоих представлений о себе и мире, было, мягко говоря, не совсем истинным.
Несколько раз подряд за один месяц мне пришлось увидеть людей в предсмертном состоянии или только что умерших – в авариях, в метро, в больнице. Совершенно автоматически у меня включалось «внутреннее» зрение, получалось, что я как бы сопровождаю этого человека «отсюда – туда», причем происходило это без моего желания, просто будто бы кто-то должен быть проводником, а тут я подвернулась.
Не знаю, как это описать, потому что на уровне личного духовного опыта это как раз очень понятно, но понятно где-то в районе спинного мозга ближе к копчику. А вот словами – ну что-то вроде того, что уходящая душа как бы подводила итоги своей жизни. Как в египетской книге мертвых об этом говорится: Анубис проводил душу к богам и Озирис взвешивал добрые и злые дела ее на специальных весах.