Так вот. Маленький кусочек почти-не-материи, который отделяется от нашего тела в момент смерти, сам подводит итоги прожитого. И оценивает время, проведенное здесь, среди человеков. В первый раз меня что-то сильно зацепило – настолько сильно, что я даже не с первого раза поняла, что именно.
На второй или третий такой случай я обратила внимание (точнее, налетела, как водитель на знак «СТОП!» перед постом ГИБДД) на то, что идет информация о каких-то слишком малых цифрах. Что-то вроде того, то этот пожилой дяденька прожил 18 дней 35 часов, 42 минуты, 12 секунд. Как это? – ударила я по тормозам. 18 часов прожил дяденька, которому на вид за 60 лет?
Я решила, что это у меня «настройки сбились». Но в следующий раз мне попалась женщина в коме лет 40 с небольшим, которая прожила чуть больше двух с половиной лет – и это уже считалось хорошим результатом! Оценка 4 с плюсом, хорошо с хвостиком, как мы говорили в школе.
Я еще довольно долго пыталась разобраться, пока с окончательной, останавливающей кровь отчетливостью не поняла, что прожитыми считаются не календарные годы, а лишь время, которое человек был счастлив. Не просто доволен – как кошка с сытым брюхом, как ребенок, получивший конфетку, которую выпрашивал. Не как взрослый, который идет в пятницу с работы и тихо радуется двухдневной передышке. Это время тоже НЕ ЗАСЧИТЫВАЕТСЯ как человеческое.
Засчитывается только то время, которое человек пребывает в состоянии творения , то есть в состоянии Богоподобия. Когда человек испытывал то же, что и Творец. Как же это состояние передать?! В жизни больше всего к нему приближается состояние матери, чей ребенок болел долго и тяжело, у него была очень высокая температура и несколько ночей она боролась за его жизнь. Теперь кризис прошел, температура спала, и ребенок спокойно спит. А мама просто сидит рядом, готовая в любую секунду снова начать бороться, собранная и бдительная, но бесконечно счастливая от того, что они это пережили. И счастлива она не за себя, а за малыша.
В бескризисной ситуации ближе всего к этому состоянию люди творческие. Для художников и музыкантов это время вдохновения, когда мелодия льется из человека наружу, сама собой, ей просто надо указывать дорогу, дать пространство, выход. Как реке, подобравшейся к водопаду. Или когда кисть сама идет по холсту, а пальцы писателя несутся по клавиатуре так, что он даже не успевает думать о том, что пишет. Творец – это садовод на своем участке, который видит, как поднялись ростки. И при этом он ощущает своей кожей и мышцами, как хорошо растениям, которые пробились к свету. И он счастлив не за себя, а за них, готов помогать им дальше бесконечно и, лучше сказать, безвозмездно . Счастье – это дарение .
Так обрушились все мои прежние представления о счастье. Оказалось, что счастье – абсолютно деятельное состояние, оно не имеет ничего общего с пустым созерцанием. Это не просто закат, на который мы смотрим, это закат, на который мы смотрим и как бы рисуем его внутри себя, делаем его оттиск. Это не просто гладить спящего под боком малыша – это плести, ткать, создавать реальность для ребенка, его мир, который будет ему помогать, его растить, его лечить еще много лет, даже когда он станет совсем большим и будет жить без вас.
И сколько бы слов я не написала, я все равно не смогу передать красоту, силу и … вечность этого состояния – творения .
Так вот в большинстве случаев, которые я видела тогда и позже, «время жизни», то есть время творения, у каждой души наскребалось по секундам, по сусекам – оттуда и отсюда. И больше всего его неизменно находилось в детстве. В том времени, когда человеку не ставили условий и преград и когда он был открыт миру. Из этого следовал неизбежный вопрос: сколько такого времени наскребается у меня? Совсем немного. На самом деле страшно подумать как мало. А ведь я искренне ощущала себя счастливицей!
Это было совершенно шокирующее понимание. Это было откровение, его надо было как-то интегрировать в свою жизнь. Но как? Чем я хочу заниматься? Куда я собираюсь идти, кем стать, кем работать, что создавать? Какова ценность моих слов о том, что Антон может заменить мне целый мир, если при этом отсутствует этот самый мир? И это я от него забаррикадировалась, а не мир от меня отвернулся.
Я пробовала описать это своим подругам, родным и му́жику, но, кажется, не донесла интенсивности своих духовных переживаний ни до кого. Да, жаль, что с Денисом мы уже почти не видимся. Он обязательно постарался хотя бы попробовать понять.
31.
Напуганная своей «слишком обыденной» жизнью, я стала еще активнее втаскивать Антона во всякие духовные школы и эзотерическим семинарам. А еще мы учились духовным практикам у ветра и воды. И, пожалуй, стихии умеют объяснять лучше, чем самые продвинутые гуру. Ведь сила, поток энергии – она как ветер в парусе. Или ты ею управляешь, или она тобой.
Экстрасенсорные способности больше всего похожи на виндсерфинг. Ты стоишь на доске и ловишь парусом ветер. И если ты его поймал, то варианта снова только два. Либо ты управляешь ветром с помощью паруса и ведешь серф туда, куда надо тебе. Либо ветер управляет и тобой, и парусом. И будь уверен – ты окажешься не там, где планировал быть.
Все новички слушают инструктора и думают, что поняли. Оступаются и падают. Все новички оказываются в воде, выныривают и получают парусом по голове. Так что почти все новички со второго-третьего раза выучиваются выныривать, закрыв голову руками. Еще два-три шлепка и выныривать с защищенной головой становится рефлексом. Виндсерф – очень эффективный учитель.
А потом ты научишься распределять силы, использовать свои сильные стороны. И слабые тоже. Доверять своему телу – оно всегда лучше знает, когда что сделать и реагирует быстрее, чем твоя голова вспоминает уроки инструктора.
Если ты сильно ушибся, загрустил, перестал верить в свои силы и уже готов расстаться с серфом, он – вдруг! – подарит тебе ощущение глиссирования. Когда твоя доска начинает отрываться от воды, когда ты несешься буквально «на гребне ветра», впереди него, как будто ты, ты сам управляешь потоком воздуха. Будто бы это не он, а ты решаешь – куда ему дуть! Антон с ума сходил по этому ощущению: свободы и управления чем-то другим, большим, чем он. Поэтому этой осенью мы часто проводили выходные в Строгино и даже съездили на Азовское море на серфстанцию.
Но если ты слишком уверен в себе, серф обязательно унесет тебя далеко в море. И тебя, такую крутую еще секунду назад, пойдут выручать простые парни-спасатели. И по дороге обратно к берегу, с которым ты уже безнадежно попрощался, твой серф будет слушаться тебя, как старый растоптанный ботинок. При этом исподтишка он станет ухмыляться – ну и как ты могла не справиться со мной, я же ручной? Хотя ты точно знаешь, что большое количество людей спасти не успели.
А потом серф пару раз загонит тебя под причал и бросит на мель. И когда-нибудь ты, если не сбежишь и не утонешь, научишься уважению . Не тому теоретическому действию, как в детстве учат «старших надо уважать». Оно придет тогда, когда ты поймешь, что от твоего уважения к ветру и воде зависит целостность твоей шкурки. От их силы и от твоей собственной силы. Тут вопрос направленности взаимодействий. Стихия – лучший учитель эзотерики. Вода и воздух – прекрасный пример того, как надо относиться к силе.
Я и сейчас считаю, что самые ценные уроки эзотерики мы с Антоном получили в море. И учила нас простая доска. Другое дело – насколько умно мы сами использовали эти уроки. Я пыталась делать «духовные» выводы, мужик же все больше дрейфовал в сторону экстремалов, адреналинщиков.