Я зажгла лампу, а маленький темноволосый мальчик уставился на меня широко открытыми глазами.
— Мам, не выключай, пожалуйста, сегодня свет. Мне снилось, что кто-то стучал мне в грудь, словно пытаясь ворваться в нее…
С горечью поджимаю губы. Его мучают мои демоны. Мои… Ребенок такого попросту не заслуживает, а его кошмары — зеркало моей увечной психики. Говорила я матери — не выйдет из родов ничего хорошего. Я навешаю свои проблемы на ребенка. Но она уверяла — рожай.
— Хорошо, не буду. Держи медвежонка. Тимошка позволит тебе заснуть крепко и без сновидений.
Моя детская игрушка… Мой мишка. Андрейка обнял его и тут же уснул крепким сном… Сыно, извини за слова о спиногрызе… Может, я и не хочу так отзываться, но я очень устаю. От всего…
Сквозь сон маленькая ручка сжимает мою ладонь. — Я люблю тебя, мам…
Что-то дрожит в моей груди. — И я тебя, сыно… И я тебя…
Максиму плевать. Мать с отцом спят. Андрей тоже, а у меня сеанс ночной ванны. Забравшись с телефоном внутрь, загружаю новое видео, теребя рукой нижнюю губу. Невозможный… Когда я буду смотреть на него иначе?.. Максиму в отцы годится по возрасту, а у того живот пивной. А Ровер… Дьявол ему стройную фигуру дал, не иначе… Мне на погибель…
И, действительно, на погибель. Пьяный Максим стоит, надменно усмехаясь, в дверях ванны, а я не закрыла занавески, да и вообще не заметила, откуда он появился. — Ну что, сама выйдешь, сука, или тебя вытаскивать?..
Я без слов оборачиваюсь полотенцем и, дрожа, не поднимая головы, выхожу из ванной, кладя телефон на стиральную машинку. Поздно. В бешенстве Максим швыряет его о стену, и тот разлетается на осколки. Я вздрагиваю, а он тащит меня за волосы до спальни и швыряет на кровать. От него воняет перегаром. Ублюдок склоняется к моей шее и практически выдыхает мне на ухо.
— Ты что же, шлюха, возомнила, что я не знаю, куда ты уходишь и чем занимаешься в ванной, наплевав и на меня, и на сына?.. Рукоблудие, да?.. Прелесть. Хотя я давно уже все о тебе знал, но только делал вид, что не замечаю твоей протравленности своей болезнью. А поначалу я гадал, почему ты такая никакая вообще в постели?.. А тут у нее тайная эротическая мечта, оказывается, кроме которой ее ничто не заводит. Да я давно знаю о твоем старом белобрысом козле, которого ты глазами раздеваешь и пожираешь голодным взглядом. Я надеялся, что еще что-то можно исправить, поэтому и молчал до сих пор. Что тебя можно исправить. Но ты безнадежная дрянь, как сказал твой папочка, еще с подросткового возраста. Ну, Лесечка, тосковала, что любимый — запретная тема в семье, ведь тебе нравилось чувствовать себя живой, глядя ему в глазки, правда? Так давай поговорим о нем. Как ты мечтаешь, чтобы он тебя? В рот или в задницу?.. Что в нем такого, чего нет у меня, а?..
— В тебе ничего нет. Ты — никчемный неудачник. А в его глазах отражается моя Вселенная. Убей меня, но ты этого не изменишь…
И Максим бил меня. Таскал за волосы по кровати, прежде чем изнасиловать, убеждая представлять Ройса вместо него. Дескать только тогда мое поганое нутро успокоится. Больше так не могло продолжаться. Мальчик из „Старбакса“ стал пьяным чудовищем, родители вмешиваться не станут, а Андрей слишком мал. Я должна была умереть для этой семьи. Умереть навсегда…
У меня оставалось 22 дня до побега. Я все рассчитала за считанные секунды, размазывая слезы и тушь в душе, желая стать маленькой, никчемной и просто умереть… Я улечу куда-нибудь в Женеву, и там либо научусь жить по-новому, либо сгину. На жизнь в неволе меня уже не осталось…
15 июля.
Произошло кое-что… Почтальон доставил письмо от Ровера Ройса сегодня в полдень. Он приглашал меня поговорить. Скрывая торжествующую улыбку, я знала, что пусть маршрут и изменился с Женевы на Перт, теперь во всем этом есть какой-то смысл…
29 июля.
Я сказала всем, что улетаю в Женеву. Отдохнуть. Сказала, что нужно побыть одной, проветрить мысли. Билет на рейс до Швейцарии у меня, действительно, имелся в наличии, а оттуда я собиралась прямиком в Австралию. Леся Виноградова официально погибнет в Женеве, в автокатастрофе. И я заживу под именем Лэйси Ройс…
8 августа.
Мы встретились у входа в недорогое кафе Перта и долго разговаривали. В этот разговор я вложила, кажется, всю душу, и он пригласил меня на эпизодическую роль в своем новом фильме. Это ничего не обещает, но и намного больше, чем просто ничего… Писать мне сейчас совсем некогда. Прости меня, дорогой дневник, кажется, я начинаю жить, а не существовать, и у меня просто не остается время на выписывание эмоций. Пока…
10 сентября. Официальный день смерти Леси Виноградовой.
В трубке раздаются мерные гудки. Телефон берет мама.
— Да?
— Это Леся. Я не вернусь. Позаботься об Андрее. Для Максима я умерла в автокатастрофе. Не подведи меня. Жизнь с вами всеми была кромешным адом, но я всплыла на поверхность столько лет спустя. Пусть Андрей знает, что мама, как ангел-хранитель, не может быть рядом, но и всегда будет присматривать за ним сверху…
— Ты сама-то как? — Голос матери дрогнул в трубке.
— Сегодня еще одно чтение. Вчера отсняли эпизод. Я устала, но жива, и я чувствую жизнь. А завтра, если повезет, в новом эпизоде у меня монолог. Мы с Ройсом остаемся на съемках наедине. Бог знает, что произойдет. Я еще верю в лучшее. Пока, мам…
— Береги себя, Леся.
В трубке раздались короткие гудки. Оставляя в прошлом все, даже собственного сына, я дописываю это и с невероятным для себя удовольствием рву дневник. Больше мне не нужно записывать. Настало время жить…
========== 22 дня до разоблачения лжи ==========
#AU #L #R
Его веки сомкнуты. Так, будто он медитирует. И в это мгновение, ей-богу, на всем белом свете, во всем мире, Вселенной и ее параллельных отражениях нет никого более прекрасного, чем он. Выдыхая, он открывает глаза и устремляет на меня их синеву, в которой я вязну моментально. Мы сидим на полу, а расстояние между нами чертовски мизерное, и напряжение, этому благодаря, так и разит в воздухе, висит тяжелым сгустком пелены. — Вот как выглядит безмятежность, Лэйси. Я не просто хочу, чтобы ты прошла пробы. Я хочу, чтобы ты стала частью нашего проекта. У тебя хороший потенциал. Ты эмоциональна, ты живая, ты — сам огонь, в отличие от старлеток, которых я повидал за последнее время, но спокойствия тебе не хватает. Не хватает самообладания. Я покажу тебе, что это… Дай мне руки…
Крепко зажимая мои ладони в своих, он сначала их крепко сжимает, а затем начинает массировать каждый палец. Погружаясь в состояние, близкое к дзену, я понимаю, что и близко не ожидала, насколько его магия сильна в отношении меня… Он не просто выстроил, разрушил и присудил меня к вечному лицезрению его, пока мы еще даже не виделись. Он заковал меня в такие рамки… Ловушкой моей стал. А сахарок в той ловушке был слишком сладким, чтобы мушка не попалась в капкан, чтобы посмела отказаться и отмести все, что с ним было связано. Я же знаю, чем я грешна, и за что я страдаю. За богохульство. За то, что прикосновение к человеку, пусть и парящему, а не приземленному, но все же человеку, и один единственный взгляд в Его глаза, стали для меня сродни единению с Богом. И сейчас я ощущала это сполна… Стоило оставить семью, ребенка и всю свою прошлую жизнь послать к чертям собачьим, чтобы сейчас так просто сидеть с ним вместе на полу театра, комнаты, отведенной специально для репетиций, когда он держит мои руки в своих, а тишина заменяет нам все сущее. Все прошлое кажется никчемным и пустым. Только я и любовь всей моей жизни. Больше я ничего у Всевышнего не просила, не молила. Пускай твердят, что идолопоклонничество — добровольная каббала. Глядя в его глаза, дыша с ним одним воздухом в этой комнате, свобода начинает казаться чем-то гнусным и недозволительным. Даже приговором, в каком-то смысле…