После нападения Германии 22 июня 1941 года настроения народа нельзя, конечно, определить однозначно одним каким-то смыслом. Это был клубок самых разных эмоций и убеждений. От уверенности в скорой победе до недоумения и отчаяния. Горе, и страх, и надежда, здесь всё было переплетено и спаяно. Но при всём при этом на протяжении этих лет главным была массовая уверенность в справедливости НАШЕЙ войны.
Если сравнить эту веру с тем состоянием общественного сознания, которое было в России в период Первой Мировой войны, то мы увидим, что Сталину в 1941 году удалось народ убедить. А значит, заложить фундаментальную основу будущей Победы.
Вместо понимания этой простой, но очень важной истины, сегодня мы знаем только о том, что Сталин допустил преступную ошибку, отказавшись накануне войны отдать приказ о приведении Красной Армии в полную боевую готовность.
***
Конечно, то обстоятельство, что сторона вопроса, которая определяется внутриполитическими условиями, является в данном случае главной, не исключает и того, что существовали другие к тому соображения. Не такие основополагающие, конечно, но имеющие свое достаточно серьезное значение.
Если уж вернуться к Англии, то есть, к внешнеполитической стороне дела, здесь тоже всё далеко не так однозначно.
Дело в том, что отношения между союзниками далеко не всегда остаются неизменными. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно вспомнить тот факт, что после окончания Первой Мировой войны та же Англия предала своего вернейшего союзника, Францию, стараясь уравновесить её возросшую силу возрождением военной мощи Германии. То, что это произошло после войны, а не в её ходе, особого значения не имеет. Было бы Англии выгодно, предала бы и в ходе войны. У Англии ведь нет постоянных союзников, есть только е постоянные интересы, не так ли?
А уж в отношении Советского Союза тем более не было необходимости придерживаться даже видимости приличий. Понадобилось бы заключить за его спиной сепаратный мир с Германией, пошли бы на это не колеблясь. Понадобилось бы, после заключения сепаратного мира, помочь Германии продолжить ее войну с Советским Союзом, здесь тоже никаких препятствий не было бы. Тем более, что в отношении страны, всем миром признанной агрессором, особых церемоний можно не придерживаться.
Нейтрализовать такие возможные политические ходы своих будущих союзников можно было только одним. Обратившись не к правительствам западных стран. А напрямую к их народам.
Агрессор никогда не вызывает сочувствия, будь союз с ним хоть трижды полезным. И наоборот, самое горячее сочувствие вызывает жертва агрессии. К такому союзнику и отношение, согласитесь, совсем другое. Симпатии простого народа, самой его массы, вот чего можно было достичь отказом от агрессивных планов. А подобные симпатии, это не отвлеченное и ничего не значащее романтическое настроение. Это настроения избирателей. Это воля народа, наконец.
Вспомним те несколько предвоенных лет, когда Англия потворствовала всячески росту могущества Германии, сопровождаемого территориальными завоеваниями. И нападение на Польшу прошло бы точно также гладко для Гитлера, если бы ему противостояли одни только английские политики. Это можно понять совершенно точно, глядя на то, как воевала Англия в период так называемой "странной войны" 1939 - 1940 годов. То есть всерьез руководство Англии воевать тогда не хотело. Тогда зачем объявляли войну? Гарантии, данные ими Польше? Но ведь точно такие гарантии они давали и Чехословакии, и ничего, благополучно забыли о них, когда понадобилось. Забыли бы и об этих. Так почему объявили всё-таки войну Германии?
А всё очень просто. Британское правительство было вынуждено сделать это под влиянием общественного мнения. Иными словами, под нажимом избирателей. Под давлением собственного народа.
Так вот, именно к ним, к народам западных стран и обращено было категорическое "нет", сказанное Сталиным своим генералам, сетовавшим потом в своих мемуарах на то, что он отказался принять их предложение объявить войскам полную боевую готовность. Они не поясняли, правда, что на самом деле предлагали фактическое нападение на Германию. Но это не так важно, не правда ли?
Еще более сложным было сказанное сейчас, если обратить его в отношение народа США. Если для Англии нападение СССР на Германию было бы, по крайней мере, в самый первый момент, спасением, то для США этот же акт выглядел совершенно иначе. США тогда придерживались официально политики нейтралитета. Более того. Именно общественное мнение было тогда во многом против того, чтобы влезать в европейскую войну. Конечно, они бы так или иначе всё равно в нее влезли, им это было необходимо по ряду собственных причин. Поэтому по отношению к Англии их политика легко просчитывалась. Иное дело, отношения с Советским Союзом.
Нападение СССР на Германию для США, в отличие от Англии, никакого видимого облегчения не приносило. А потому никакого сочувствия вызвать не могло. Конечно, после вступления США в европейскую войну, СССР, как союзник Англии, автоматически становился бы тоже их союзником. Но союзником несколько иного качества. Не имеющим никаких симпатий американского народа.
После вступления в войну, помощь, оказываемая Англии, для народа США была бы сама собой разумеющейся и никаких протестов не вызвала бы. Поэтому Англии все равно помогали бы щедро, в самых широких объемах. Родственные цивилизации, так сказать. Другое дело - помощь варварской большевистской России, которая, к тому же, сама виновата в своих бедах, напав на Германию. Здесь для американского руководства могло быть много больше возможностей для вольного маневрирования в вопросах помощи СССР. И это, несомненно не вызвало бы никаких возражений у простых американцев. В случае же каких-то сепаратных проявлений такое состояние общественного мнения позволяло легко игнорировать любые протесты советского руководства.
Всё мгновенно стало иным в общественном мнении США, когда Советский Союз подвергся прямой неспровоцированной агрессии "плохого парня" Гитлера. Сочувствие явилось тем прочным фундаментом, на котором в среде американских избирателей, по мере ожесточенного сопротивления Красной Армии, выстраивалось тогда уважение к Советскому Союзу. И, соответственно, симпатии американского народа. Что давало немалые дополнительные гарантии к прочности союзнических отношений. И дополнительно защищало СССР от успешности любых закулисных сделок за его спиной.
И еще одно важное международное следствие этого решения Сталина.
Об этом сейчас часто забывается, но в то время для СССР, как и для Германии, тоже существовала угроза войны на два фронта. То есть войны с Германией и ее союзниками на Западе и войны с Японией на Востоке.
Только для нас всё обстояло намного хуже, чем для Германии. Германия, за счет развитой дорожной сети и сравнительно коротких расстояний, имела возможность очень быстро оперировать своими резервами, перебрасывая их поочередно с запада на восток и с востока на запад. Примерно так, как это было в Первую Мировую войну. Понятно также, что для СССР одновременная война на Западе и Востоке превращалась в трудно разрешимую задачу, поскольку резервами между этими двумя театрами можно было оперировать с неизмеримо большими трудностями. Во всяком случае, значительно медленнее. Со всеми соответствующими последствиями.