"...В течение 20 дней сосредоточения войск и до перехода их в наступление армии - активной обороной, опираясь на укрепленные районы, обязаны прочно закрыть наши границы и не допустить вторжения немцев на нашу территорию.
При условии работы железных дорог в полном соответствии с планом перевозок войск, днем перехода в общее наступление должен быть установлен 25 день от начала мобилизации, т.е. 20 день от начала сосредоточения войск..."
Однако, одновременно с этим, в докладе было подчеркнуто, что
"...При решении этой задачи необходимо учитывать:
1. Сильное сопротивление, с вводом значительных сил, которое во всех случаях безусловно будет оказано Германией в борьбе за Восточную Пруссию.
2. Сложные природные условия Восточной Пруссии, крайне затрудняющие ведение наступательных операций.
3. Исключительную подготовленность этого театра для обороны и особенно в инженерном и дорожном отношениях.
Как вывод - возникают опасения, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям, свяжет наши главные силы и не даст нужного и быстрого эффекта, что в свою очередь сделает неизбежным и ускорит вступление Балканских стран в войну против нас..."
Итак, в этом сентябрьском документе, прозвучала идея нанесения главного удара Красной Армии не по основной группировке немцев, наступающей в центре, на Минск, а по южному, вспомогательному, флангу германской армии, наступающему на Украину. Конечно, вопрос этот имеет свою историю, нечто подобное ранее уже предлагалось, но было отвергнуто. Углубляться в этот вопрос не будем, но упомянуть о нем все же следует. Поэтому, не будучи большим знатоком стратегической науки, должен все же отметить здесь самое простое и необходимое.
Подчеркну то обстоятельство, что такой удар является составной частью именно стратегической оборонительной операции. Потому что оборона, это не только отражение атак. Это еще и контратаки. И контрудар, он тоже вырастает от обороны. Даже если этот контрудар наносится не по основным силам наступающего противника, а в другом месте.
В данном случае предполагалось, что на минском направлении 63 дивизии приграничных округов, ведя активную оборону, могут противостоять удару главных сил противника. То есть устойчивость этой группировки у Тимошенко и Мерецкова сомнений не вызывает в любом случае. А потому главная забота военного командования касается не первого, оборонительного, этапа операции, а второго, наступательного. Именно сюда было направлено их основное внимание. И как раз это соображение вызвало явное предпочтение, которое отдавалось ими варианту удара по немцам с территории Украины.
Исходя из этого главную группировку войск (90 дивизий, 5 танковых бригад и 81 полк авиации) Генеральный штаб Красной армии планировал развернуть к югу от Бреста, то есть против неосновных сил противника.
Использование такой схемы, при которой обороняющаяся сторона старается измотать главные силы противника упорной обороной, и одновременно с этим наносит удар превосходящими силами во фланг и тыл его наступающей группировке, давно и хорошо известно, еще со времен классических Канн. Для военных такая операция обычно - это вершина их воинской славы. Красивая и победоносная операция, решающая, зачастую, исход кампании.
Уже в ходе Великой Отечественной войны именно этот замысел - после того, как немцы завязли в Сталинграде, стойкой обороной сковать там их основные силы, а затем удар по флангам и тылам ее неосновных группировок, - и принес решительный успех, перелом в ходе всей войны.
Или несколько раньше, уже немцы под Харьковом, держа оборону на главном направлении, нанесли удар по неосновным силам советских войск, что предрешило всю цепь дальнейших событий лета-осени 1942 года на юге страны.
Думаю поэтому, что высшее командование Красной Армии, предлагая эту операцию, исходило из вполне здравых предпосылок. Очевидно, что даже в том случае, если сосредоточить против основных сил Вермахта основные силы Красной Армии, последняя не будет иметь, по расчетам Генштаба, численного преимущества. Поэтому, когда в ходе оборонительных приграничных сражений немецкие войска удастся остановить (это сомнению не подвергалось), наше контранаступление там успеха иметь не будет. Учитывая, к тому же, особенности местного театра военных действий. Значит, надо ожидать где-то повторный удар немцев... Потом следующий... Это значало отдать стратегическую инициативу противнику. Где-то очередной удар немецких войск все же когда-то неизбежно сможет найти слабое место в советской обороне и тогда она будет прорвана.
Предлагаемая же операция сулила намного большие выгоды. Прорыв на южном фланге германской армии, выход на ее тыловые коммуникации. Изоляция Германии от южных союзников, и, что не менее важно, от румынской нефти. Что сразу заставило бы немецкое командование для исправления ситуации спешно снимать свои войска с Западного направления. В общем, перспективы вследствие успеха этой операции могли быть самыми широкими.
Одновременно с этим ясно, что подобный замысел, примененный к таким огромным пространственным масштабам, несет в себе колоссальный риск. Самый первый вопрос. А если войска в Белоруссии и Прибалтике не выдержат немецкий удар? Насколько будет выигрышным успех под Люблиным, если немцы в короткий срок выйдут на подступы к Москве? Второй вопрос. А если наступающая в южной Польше группировка Красной Армии завязнет в немецкой обороне? Немцы ведь не обязательно будут здесь настолько слабы, как надеются на это Нарком обороны и начальник Генштаба. Что тогда?
И самое, пожалуй, главное. Как признавал позднее маршал Жуков, в плане не учитывался возможный объем и "характер самого удара" немцев. То есть, не учитывалась реальность.
Особенно бросается в глаза отрыв от реальности, если учесть то обстоятельство, что такая операция может быть под силу армии, имеющей значительный боевой опыт, победоносный опыт, подчеркну. Армии, отлаженной, как хороший часовой механизм во всех ее компонентах. Имеющей высокую боевую выучку. Можно это сказать о Красной Армии образца 1941 года?
Конечно, в военном деле рисковать приходится достаточно часто, но в данном случае, когда ставится на кон судьба государства...
И ведь нельзя сказать, чтобы командование Красной Армии было в эйфории от каких-то собственных успехов или имело приукрашенное представление о своих войсках. Потому что именно маршал Тимошенко хорошо видел эти недостатки и прилагал большие усилия к их устранению. Тем не менее, именно маршал Тимошенко идею эту и поддержал. Или даже выдвинул сам.
В пользу последнего допущения говорит совсем простое соображение. Тимошенко был военачальником не просто твердым, но достаточно самолюбивым. Если бы идея удара по неосновным силам немцев на Украине была ему предложена новым начальником Генштаба, очень сомнительно, что он так уж быстро загорелся бы этой идеей, чтобы отказаться от прежних своих собственных взглядов. Здесь момент самолюбия играет не последнюю роль. Так что очень вероятно, что именно для него идея эта была привлекательна изначально. Но пока начальником Генштаба был Шапошников, авторитет последнего должен был, безусловно, учитываться его прямым руководителем. И, хотя маршал Шапошников, как это неоднократно отмечалось, был человеком исполнительным и корректным, но одновременно был он и профессионалом самого высокого класса. Что должно было сдерживать Тимошенко от выдвижения идей, которые тот не поддерживал. Тем более, если эта идея, внешне броская, имела отчетливый привкус авантюры. А что безусловно поддерживал Шапошников? Он безусловно поддерживал то, что было изложено в августовской записке, подписанной им и наркомом. Главные силы Красной Армии против главных сил Вермахта.