Он, в частности, настойчиво задавал вопросы и неоднократно возвращался к ним снова, если ответы его не устраивали. Риббентроп даже выразил недовольство против слишком навязчивых вопросов с его стороны. В частности, Молотов требовал разъяснений о причинах присутствия немецких войск в Румынии и Финляндии.
Между тем, в переговорах Гитлер ораторствовал в основном сам. Этот человек физически не умел слушать собеседника, предпочитая слушать самого себя. Что было, конечно, в данном случае, на руку Молотову, пытавшему понять его замыслы. А тот пафосно выступал по поводу того, что если Россия хочет получить какую-то часть британской колониальной империи, то сейчас самое время объявить о солидарности с державами тройственного пакта. В частности, он упомянул о желательности расширения России на юг от Батуми и Баку, в сторону Персидского залива и Индии. Поднимался на переговорах и вопрос о Дарданеллах, и о более свободном их использовании для сообщения между Средиземным и Черным морями, чем это разрешала конференция в Монтрё.
Молотов уклончиво отвечал, что передаст предложения Гитлера советскому правительству, что ответ последует позже, после всестороннего их изучения.
В ответ он в свою очередь, поднял вопрос о желательности для СССР подписания пакта о ненападении с Болгарией. Болгарское правительство отрицательно отреагировало на такое намерение Советского Союза. Но все понимали, что в данном случае речь не шла о свободном волеизъявлении суверенной страны. Все понимали, что этот вопрос должен быть решен не в Софии, а в Берлине. Но в ответ уже Гитлер занял уклончивую позицию, ссылаясь на то, что по этому вопросу ему необходимо посоветоваться с Муссолини. В результате, переговоры закончились фактически ничем.
В любом случае, у Гитлера пока сохранялась уверенность в том, что СССР не против вступить в его коалицию против Англии, но на своих условиях. Как видел он это на примере Испании и вишистской Франции. В этом успокаивала его и дезинформация, искусно предоставленная ему советской стороной.
"СПРАВКА ДЛЯ МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ И. ФОН РИББЕНТРОПА ПО РЕЗУЛЬТАТАМ СООБЩЕНИЯ НЕМЕЦКОГО АГЕНТА В СОВЕТСКОМ ПОСОЛЬСТВЕ "ПЕТЕРА"
Берлин, 13 ноября 1940 г.
Молотов вчера вечером после приема в "Кайзерхофе" вернулся в "Бельвю" и собрал узкий круг своих сопровождающих и сотрудников посольства. По донесению агента, он был в блестящем настроении. На него большое впечатление произвела длительность бесед, которые он имел с фюрером и имперским министром иностранных дел. Затем он сказал, что у него прекрасное личное впечатление и все идет, как он себе представлял и как это было желательно.
Берлин, 14 ноября 1940 г.
Сотрудники русского посольства в Берлине, как и прежде, очень скупы на информацию о подробностях визита Молотова. Только одному американцу секретарь посольства Павлов кое-что сказал о высказываниях Молотова. Он сказал в числе прочего, что Молотов час от часу "оттаивал". Он, Павлов, знает Молотова долгие годы и в свое московское время никогда не видит Молотова в его беседах с иностранными государственными деятелями в такой приятной атмосфере. Молотов в Берлине "оттаял". Поведение фюрера произвело на Молотова большое впечатление. Через несколько минут он ощутил, что говорит с человеком, который знает, что хочет. Павлов рассказал \385\ американцу, что в беседе с послом Шкварцевым Молотов выразил мнение, что, поговорив с главой Немецкого правительства, поймешь причины его успехов. Он редко встречал человека, которого бы мир оценивал так неправильно. Так как этот американец известен своими просоветскими настроениями, едва ли Павлов его дезинформировал. Интересно, что Молотову бросился в глаза хороший вид немцев на берлинских улицах.
Берлин, 22 ноября 1940 г.
В кратком разговоре о визите Молотова советник посольства Кобулов сказал, что визит был "сильной демонстрацией, но "не все то золото, что блестит".
Перевод с немецкого из: Politische Archiv des Auswartigen Amtes Bonn, Bestand Dienstelle Ribbentrop, R 27168, Bl. 25933, 25934, 25940".
Взято из сборника документов "1941 год", т.1.
Документ N 181.
На основании этой информации у Гитлера и Риббентропа сложилась твердая уверенность в том, что их дипломатическое искусство все более усыпляло этих подозрительных русских. Помните утверждение Гитлера, что он не верит Сталину, но и что Сталин, по его мнению, тоже ему не верит?
И вот теперь итоги визита Молотова показались им своей несомненной победой, позволившей им обмануть Сталина и усыпить его подозрительность.
Так, между прочим, считают до сих пор и многие профессиональные историки, как за рубежом, так и у нас, в России.
А как же обстояло дело в действительности?
К счастью, сохранились некоторые редчайшие свидетельства подлинного отношения к этому вопросу советских руководителей. Как ни странно, изложены они были давно. И, что важно, человеком, категорически отрицательно относящимся к деятельности Сталина, как в принципе, так и в частностях. Между тем, будучи исследователем добросовестным, посчитал нужным сохранить для потомков некоторые свидетельства, не очень сочетающиеся с его собственными взглядами и пристрастиями.
Я имею в виду известного историка Г.А. Куманева. В своем исследовании "Говорят сталинские наркомы", в частности, он привел записи своих бесед с Управляющим делами Совнаркома СССР Яковом Ермолаевичем Чадаевым. Была там и тема, прямо касающаяся переговоров Молотова в Берлине в ноябре 1940 года.
Итак.
Куманев Г. А. "Говорят сталинские наркомы".
"...Г. А. Куманев: Что Вам известно, Яков Ермолаевич, о содержании переговоров В. М. Молотова с Гитлером во время поездки наркома иностранных дел СССР в Берлин в ноябре 1940 г.? Как расценивались в Кремле состоявшиеся переговоры и перспективы войны с Германией? [471]
Я. Е. Чадаев: Это довольно широкая тема. Поэтому, отвечая на данный вопрос, я буду в основном опираться на мои записи выступлений Сталина и Молотова на заседании Политбюро с оценкой поездки в Берлин...
...Через четыре дня, вечером 13 ноября, Н. А. Булганин снова пригласил меня на Белорусский вокзал, на этот раз уже для встречи Молотова и других членов советской делегации. На перроне собрались почти все наркомы, большое число дипломатов. Среди встречавших были А. И. Микоян, Н. А. Булганин, Л. М. Каганович. Выстроился почетный караул.
Поезд пришел в 12 часов ночи. Молотов вышел из вагона в сопровождении члена делегации, наркома черной металлургии СССР И. Ф. Тевосяна. Сняв шляпу, Молотов поздоровался с Микояном, Булганиным, Кагановичем, со своей семьей, наркомами, дипломатами и направился к выходу. [472]
Вечером 14 ноября состоялось заседание Политбюро ЦК, на котором было заслушано сообщение Молотова об итогах переговоров в Берлине. Мне, только что вступившему в должность управделами СНК, довелось участвовать на этом заседании и многое записать.
Молотов подробно доложил о результатах встречи с Гитлером.
- Беседа началась с длинного монолога Гитлера, - заявил он. - И надо отдать должное Гитлеру - говорить он умеет. Возможно, что у него даже был приготовлен какой-то текст, но фюрер им не пользовался. Речь его текла гладко, без запинок. Подобно актеру, отлично знающему роль, он четко произносил фразу за фразой, делая паузы для перевода. Смысл рассуждений Гитлера сводился к тому, что Англия уже разбита и что ее окончательная капитуляция - дело ближайшего будущего. Скоро, уверял Гитлер, Англия будет уничтожена с воздуха. Затем он сделал краткий обзор военной ситуации, подчеркнув, что Германская империя уже сейчас контролирует всю континентальную Западную Европу. Вместе с итальянскими союзниками германские войска ведут успешные операции в Африке, откуда англичане вскоре будут окончательно вытеснены. Из всего сказанного, заключил Гитлер, можно сделать вывод, что победа держав "оси" предрешена. Поэтому, продолжал он, настало время подумать об организации мира после победы. Тут Гитлер стал развивать такую идею: в связи с неизбежным крахом Великобритании останется ее "бесконтрольное наследство" - разбросанные по всему земному шару осколки империи. Надо, мол, распорядиться этим "бесхозным" имуществом. Германское правительство, заявил Гитлер, уже обменивалось мнениями с правительствами Италии и Японии и теперь хотело бы иметь соображения Советского правительства. Более конкретные предложения на этот счет он намерен сделать позднее.