В-третьих, разведка своевременно — уже к концу декабря 1940 г. — установила факт принятия Гитлером плана агрессии против СССР, а в самом начале февраля 1941 г. подтвердила эти сведения после соответствующей проверки.
В этом заслуга прежде всего двух ценнейших агентов ГРУ — «Альты» (Ильзе Штёбе) и «Арийца» (Рудольф фон Шелия)[61].
Аналогичными данными по линии внешней разведки НКВД/ НКГБ СССР, относящимися именно к этому периоду, в настоящее время нет возможности располагать — очевидно, еще не все рассекречено. Однако нельзя не отметить, что, например, то же сообщение «Албанца», направленное в Москву, свидетельствовало о том, что в Германии активно ведется разработка плана агрессии и подготовка к нападению.
С другой стороны, нельзя не отметить также и того, что берлинской резидентурой внешней разведки НКВД СССР в декабре 1940 г. был зафиксирован чрезвычайно тревожный факт, о котором она немедленно сообщила в Москву. 18 декабря 1940 г. (как впоследствии выяснилось, именно в тот самый день, когда фюрер подписал пресловутую директиву № 21 — «Вариант Барбаросса») Гитлер выступил перед пятью тысячами выпускников военных училищ рейха с пространной, но крайне резкой антисоветской речью, в которой, в частности, высказался против «несправедливости, существующей на земле, когда 60 млн великороссов владеют ⅙ частью земного шара, а около 90 млн немцев ютятся на клочке земли» и призвал молодых офицеров к устранению этой несправедливости»[62]. И хотя в Германии эта речь Гитлера не была напечатана (правда, каким-то образом текст этой речи оказался за океаном и был опубликован в «Нью-Йорк таймc» 19 декабря 1940 г.), резидентура, тем не менее, сразу зафиксировала и сам факт, и суть речи фюрера, о чем и сообщила в Москву. Публично высказанные Гитлером крайне резкие пассажи в адрес СССР в переводе на нормальный язык — без разницы, хоть немецкий, хоть русский — означали, что фюрер призвал молодых офицеров к войне против Советского Союза. Главы государств, а Гитлер в тот период был не просто глава государства, а некое подобие рекламного слогана «пять в одном флаконе» — фюрер партии, нации, рейхсканцлер и президент, да еще и верховный главнокомандующий — просто так подобные заявления не делают, тем более перед такой аудиторией.
Вывод Кремля мог быть и на самом деле был однозначен — началась реальная военно-политическая подготовка к нападению.
Тогда же, 18 декабря 1940 г., в Москву поступила телеграмма-молния полномочного представителя СССР в Великобритании И.М. Майского в НКИД СССР следующего содержания: «18 декабря 1940 г. Немедленно. Строго секретно.
1. Из чешских источников сообщают как вполне достоверную информацию следующее: 29 ноября Кейтель выступал в Берлине на собрании высшего командного состава германской армии (начальники корпусов и дивизий, Генштаба и прочие) и сделал ряд важных сообщений и разъяснений. Прежде всего, он коснулся визита т. Молотова в Берлин, с удовлетворением констатировав, что СССР продолжает сохранять нейтралитет и что таким образом Германии с Востока не угрожает опасность, но затем в чрезвычайно резких выражениях заявил, что по большим вопросам политики “с русскими очень трудно разговаривать”, что “русские слишком отсталые и некультурны” и что в силу этого они в таких вопросах “ничего не понимают”. Кейтель дал при этом явно понять, что фюрер очень недоволен нежеланием “русских” вести разговоры о “новом порядке в Европе и вообще о разделе мира на сферы влияния”»[63].
Сочетание упомянутых выше трех информаций, не говоря уже об иных, в том числе упомянутых выше, а также пока еще не рассекреченных и потому не преданных гласности, могло привести действительно только к одному выводу — началась реальная военно-политическая подготовка к грядущему в скором времени нападению на СССР.
В-четвертых, разведка своевременно вскрыла основную суть стратегического замысла плана «Вариант Барбаросса», правда, без установления точного названия плана агрессии и соответствующего документального подтверждения.
20 марта 1941 г. начальник военной разведки генерал-лейтенант Ф.И. Голиков подписал «Доклад Начальника Разведуправления Генерального штаба Красной Армии в Народный Комиссариат обороны СССР, в Совет Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) “Высказывания (оргмероприятия) и варианты боевых действий германской армии против СССР”» от 20 марта 1941 г. (б/н)[64] для высшего государственного и военного руководства СССР — доклад, который к нашему времени стал самым знаменитым и легендарным документом военной разведки накануне войны. И хотя в докладе был сделан вполне аргументированный вывод о том, что вероятность нападения Германии весной 1941 г. ничтожна и муссируется лишь стараниями английской и германской разведок, сам доклад был посвящен не этому, точнее, не столько этому.
61
ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 22424. Д. 4. Л. 537. Заверенная копия. ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 24119. Д. 3. Л. 6–7. Машинопись на специальном типографском бланке. Копия. Имеются в виду информации резидента военной разведки «Метеора» (полковник Скорняков) от 29 декабря 1940 г. и 4 января 1941 г., основанные на данных «Альты» и «Арийца». Приводится по: Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. Составитель В. Гаврилов. М., 2008. С. 499, 527.
63
АВП РФ Ф. 059. On. 1. П. 326. Д. 2237. Л. 272–274. Под «чешскими источниками» Майский подразумевал (а в Москве абсолютно точно это знали) непосредственно президента Чехословакии в эмиграции Эдуарда Бенеша, который к этому времени уже обосновался в Лондоне и установил дружески-деловые отношения с советским полпредством и лично с Майским. К тому же следует иметь в виду, что отношения Бенеша с советским представителем были настолько тесными, что однажды даже Черчилль выразил Бенешу свое недовольство по этому поводу. После визита Молотова в Берлин, по итогам которого Сталин сделал однозначный вывод о необходимости всемерного усиления подготовки к отпору грядущей агрессии Германии, подобное сообщение вряд ли удивило Иосифа Виссарионовича. Справка: Черчилль как-то напрямую спросил Бенеша, пришел ли он к нему в качестве самостоятельного политического деятеля или как агент Сталина: «Что, Сталину удобнее разговаривать со мной не напрямую, а через Бенеша?» (Судоплатов П.А. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год. М., 2001. С. 76). Между тем через Бенеша был установлен не прямой, но очень важный канал связи с английскими и американскими правящими кругами. И Сталин очень активно пользовался этим каналом и информацией, получаемой по этому каналу. Ведь Бенеш еще с довоенных времен имел неплохие деловые отношения со Сталиным, который, невзирая на всевозможные выкрутасы Бенеша, все-таки поддерживал с ним конфиденциальные отношения и даже снабдил его очень солидной по тем временам суммой в долларах (10 тысяч дол. США 1939 г. — по тем временам это огромная сумма, в современных долларах это примерно 2,5 млн) для жизни в лондонской эмиграции. Кроме того, будучи многоопытным, прошедшим через тернии всевозможных подлых интриг политиком и масоном высокой степени посвящения, Бенеш прекрасно понимал, что возрождение (им же, Бенешем, преданной) Чехословакии возможно только в результате разгрома гитлеровской Германии, а единственное государство, которое может остановить и разгромить нацизм — это Советский Союз. Именно поэтому он и поддерживал тесные конфиденциальные связи с советским полпредом, а через него — со Сталиным. В упомянутом выше случае Бенеш действовал в соответствии с секретным соглашением от 16 мая 1935 г. о взаимном обмене разведывательной информацией по Германии. Оно было подписано между чехословацкой и советской разведками в рамках советско-чехословацкого договора от 16 мая 1935 г. о взаимопомощи в отражении агрессии. До оккупации Чехословакии Третьим рейхом советско-чехословацкое сотрудничество по линии разведки успешно развивалось к полному удовлетворению обеих сторон. Естественно, что, поскольку никто не отменял и даже не дезавуировал упомянутое соглашение, обмен информацией продолжался и после того, как руководство Чехословакии оказалось в эмиграции в Лондоне. Что же до источников самого Э. Бенеша, то это прежде всего чехословацкая военная разведка и ее глава полковник (впоследствии генерал) Франтишек Моравец, который еще до оккупации гитлеровцами Праги был вывезен английской разведкой вместе со своими архивами и сотрудниками в Лондон. В абвере у Ф. Моравца имелся ценнейший, прекрасно информированный о многих тайнах Третьего рейха агент — А-54, он же полковник абвера Пауль Тюммель. Советская разведка знала о Пауле Тюммеле, неоднократно получала от чехословацких коллег его информацию, которая всегда отличалась достоверностью, секретностью и актуальностью. П. Тюммель имел возможность выйти на связь с советской разведкой в Праге, чем иногда и пользовался.