Выбрать главу

— Чего? И правда не волнуешься, что ли? Это ведь твой первый инструктаж, — недоверчиво поглядел на меня Джон. И точно так же уверенно, как я некогда лгал следователю про свой страх, я солгал и про собственное бесстрашие:

— Ни капельки.

— Ну ты даёшь, бро. Крутяк.

Мы вошли в небольшую комнату с проектором и заняли свои места. Всего нас было двенадцать человек, не считая двоих спикеров. Но эти двое стояли обособленно и не обращали на нас внимание, покуда не начали вещать инструкции.

— Целью является больница Авиценны. Здесь проходят лечение тяжело больные дети, не достигшие четырнадцати лет, а потому она полна современных эффективных лекарств и компонентов для них. Тут полно всего, чем необходимо снабдить наше общество.

На слайдах я увидел внешний вид здания и фотографии его внутренней жизни. На них присутствовали разные люди: доктора в белых халатах, их маленькие и необычно серьёзные пациенты, медсёстры с какими-то папками в руках.

— А где охрана? — шепнул Джон, когда пихнул меня локтем в бок

Я поразился наблюдательности приятеля (приятеля ли?). Сам я то ли не был сосредоточен на слайдах, то ли для меня было важнее в настоящий момент рассматривать снимки детских лиц. Но ответить Джону я не успел.

— Эй, а где охрана? — безо всяких стеснений спросил какой-то вольготно вытянувший ноги бородатый мужик.

— Рад, что вы это заметили сами, — тут же похвалил спикер. — Из-за специфики как самого учреждения, так и возраста больных охрана в основном дистанционная, а потому сложность для изъятия медицинских препаратов может составить разве что…

Дальше я слушал в пол уха, потому что никак не мог переварить фразу «для изъятия медицинских препаратов». Оказывается, отряд «Дельта» намеревались отправить на грабёж. Нас бы всех принудили красть то, от чего напрямую зависит чья-то жизнь!

… Хотя нет, о чём я? Не просто чья‑то жизнь, а детская. Из-за чьей-то жадности вот этот мальчишечка на слайде, так похожий на меня в детстве, умрёт.

С ума сойти, да я ведь сам лежал когда-то в больнице Авиценны! Там мне согласно списку очерёдности достались препараты по остановке вируса, стремительно поражающего лёгкие. А ему? Что будет с этим мальчиком, если лекарства изъять? Успеют ли фармацевты изготовить новое лекарство или маленькое безжизненное тельце отправят на удобрения только потому, что кто-то здесь, в Раю, решил сделать для себя запасы?

Я был шокирован. Пусть меня ни разу не кусала совесть, когда я вскрывал банки продуктов, произведённых на поверхности, и прекрасно понимал я, что далеко не в Раю изготавливаются многие бытовые вещи. Пусть я понимал, что в силу обстоятельств Рай вынужден от жителей поверхности кое-что отнимать, но вот такое вот принять для меня оказалось невозможно.

— А какие именно медицинские препараты мы будем брать? — уточнил я, когда спикер дозволил задавать вопросы.

— Все, что сможете унести, — хохотнул он в ответ. То, о чём я осведомился, показалось ему смешным, вот он и спросил: — У кого-то ещё столь дурацкие вопросы или мы уже можем разойтись?

Пока этот человек обводил насмешливым взглядом собравшихся, я сидел так, словно онемел. Моя надежда, что мы изымем только то, что в данный момент крайне необходимо жителям Рая, а остальное оставим, оказалась порожней.

«Вот почему я должен был убить тех людей в кабинете, — до конца осознал я во что вляпался. — Это была проверка смогу ли я убивать снова и снова».

«И, главное, ради чего, душечка? Чтобы люди из-за твоей алчности умирали и дальше?» — прозвучало у меня в голове голосом Мэрилин.

Не знаю, отчего я вдруг услышал именно её голос. Быть может, просто сцена нашего расставания (а именно то, как она уверяла меня, что не всё в этом мире должно покупаться и продаваться) вспомнилась. А после этого всё как-то начало вставить на свои места. Мне наконец-то стало понятно, какую именно гниль новенький Леонардо Да Винчи усмотрел в Раю, и отчего его наблюдательность привлекла Мэрилин.

«Она всё это знает. Мэрилин прекрасно знает про всю эту грязь, и она ей до смерти надоела», — осознал я. При этом мне стало ещё больнее на сердце. Девушка, которую я полюбил всей душой, решила не открывать мне глаза, не сказала правду.