– Слушай, а вот лично ты доволен своей жизнью?
– Ну, допустим, доволен.
– А я нет, не доволен.
– И поэтому ты так скучаешь по Барселоне?
– Да я бы туда переехал жить, жаль языка не знаю, они же там на 2 языках говорят: испанский и каталонский. Вот там бы родиться и там кайфовать.
– Хорошо, что хоть не тут родились, – заметил я, сделав круговое движение рукой.
– М-да, та ещё дыра, и население такое же недовольное, и дети соответствующие. Ты же опоздал, мы же им типа книги привезли, я отдал одной девочке лет 7 книжку, так она даже спасибо мне не сказала. И что из неё вырастет? Я уверен, ничего хорошего, а мы же её ещё одеваем и обуваем, лечим за свой счёт, содержим.
– Дим, ну ты лично этого не делаешь.
– Что значит «не делаю»? Я налоги плачу и, замечу, немалые налоги-то, ох, немалые.
– Ну, бабушке-то ты своей явно не за просто так всё своё имущество переписал, – оборвал я резко Дмитрия.
– Ой, ой, товарищ адвокат, вот только не нужно из себя святошу строить. Всё-то я про вас знаю. И про бабушку я тебе сугубо между нами сказал, если что, – грозя мне пальцем, ответил Дмитрий.
– Да никому я тебя не сдам, зачем ты мне сдался-то, тем более у меня своих проблем хватает. А дети эти, Бог с ними, мы их навряд ли ещё раз в жизни увидим, и кем они там станут, мне безразлично.
– Правильно, и мне, честно говоря, также по х… Мне вообще всё это мероприятие на х… не нужно, меня сюда принудительно отправили, даже председатель нашего суда какие-то деньги дал, типа там со всех собрали сумму какую-то, и на сайте нашего суда наперёд информацию о мероприятии разместили, типа коллектив суда активно участвует в общественной жизни нашего родного края. Да я вообще-то всю неделю придумывал какие-нибудь отговорки, как бы сюда не поехать, в один конец только добираться 2 часа. Да мне вообще на эти жизни по х… Я и не подписывался в своей жизни никогда на помощь всяким там больным, слабым, угнетённым, мне вообще на них по барабану, главное, чтобы мне было хорошо, а на других плевать. И так ведь у всех, каждый гребёт под себя, кто-то больше, кто-то меньше, но во главе угла всегда стоит своё я, а потом уже общее. Имею в виду сначала личное, а потом уже общее.
Продолжать диалог на эту тему я дальше не хотел, да и особо смысла не видел. Хотелось сменить тему, пошарив на приборной панели своего радио, я понял, что так ничего работать не будет.
– Слушай, Дима, а ты в Санкт-Петербурге давно был?
– О-о-о-о. Это ты удачно спросил, там есть такая улица Думская, вообще огонь. И рядом с ней бордель, блин, улицу забыл уже, я туда еле-еле дошёл, помню, – задыхаясь от хохота, проржал Дима, хлопая себя ладонью по коленке.
– Дим, я со своей девушкой лечу, да и дешёвыми проститутками не интересовался вообще-то, а что там на Думской расположено?
– О-о-о. Как ты загудел, дешёвыми проститутками он не пользовался, прямо высокоморальный адвокат, и что, ни разу не пользовался дешёвыми шлюшками?! – прокричал Дима, с особым упоением делая ударение на последнее слово.
– Нет, как-то не доводилось. Я, знаешь ли, из рабоче-крестьянской семьи, мне как-то не до этого, что ли, было, что в школе, что в университете. Ты мне лучше про Думскую расскажи, что там интересного?
– Да ладно, хорош, как это так у тебя ничего никогда не было со шлюхами? – положив мне на плечо свою руку, недоумевая и кривя лицом, вопросил Дмитрий Станиславович.
– Ну так, и что значит никогда не было? Должно было быть, что ли?
– Ну как у всех.
– Ладно, проехали, так что там на Думской?
– А, ну там клубы, бары, рестораны.
– Хорошо, а так культурный же город. Там и мест интересных много, наверное? Мариинский театр, соборы, Петергоф.
– Я в каком-то храме был, там свечку за бабушку поставил, не помню, правда, как называется, там ещё памятники рядом стоят вроде полководцам каким-то. Я и был-то там 2 дня, на следующий день так плохо было после всего того, что я выпил.
За этими разговорами мы стали подъезжать к городу, радио наконец-то заработало, и я включил его громче, чем обычно, дабы не слушать излияния своего собеседника, тем более мысль о самоубийстве Сухова меня так и не отпускала, и где-то в глубине души я чувствовал свою вину перед ним также, но признаться себе в этом не мог.
Глава IX
«Общее»
На 10 день Беридзе перевели из карантина в общую камеру. Общая камера была рассчитана на 20 арестантов, но по факту в ней находилось 26, так как СИЗО был переполнен.
Камера, в которую завели Беридзе, ничем не отличалась от других камер этого же изолятора. В ней также воняло дымом от сигарет, как и в других камерах, единственное зарешётчатое окно камеры было замазано краской, и с улицы в камеру не поступал свет, невозможно было понять, какое сейчас время года, какой месяц. Просыпаясь утром, арестанты понимали, что сейчас начало нового дня, но разбуди их ночью за три часа до подъёма и скажи, что сейчас уже утро, никто бы особо никакой разницы не заметил.