Выбрать главу

— Вот, — он впихивает мне в руки папку, и я автоматически ее беру, — проанализируй эффективность работы этой фирмы и напиши краткий отчет. Геннадий Борисович требует. Завтра в восемь утра все должно быть готово, я отчитаюсь перед большим боссом.

Мерзкая улыбочка расплывается на обрюзгшем лице, Байдин похлопывает меня по щеке, словно собаку, и, насвистывая веселый мотивчик, собирается уходить.

Ах, ты клоп тупорогий.

Кажется сегодня у меня день сжигания мостов и избавления от паскуд, ездящих на мне как на ишаке.

— Антон Николаевич, — зову приторным, обманчиво ласковым голосом.

Алена отступает и скрещивает руки на груди, с кривой ухмылкой ожидая представления. Она как никто другой знает, что я использую такую интонацию очень редко и только в тех случаях, когда меня доводят до крайней точки кипения.

Поворачиваюсь и шагаю к удивленному шефу.

— Напрягите свои мозговые рельсы и сделайте отчет сами, — с силой тычу папкой в грудь Валенка.

— Сомова, ты часом не охренела! — он быстро отходит от шока и рявкает на весь вестибюль отеля. — Хочешь, чтобы я тебя уволил?

— Как вам будет угодно, — чеканю каждое слово. — Но если в моей трудовой появится статья, напишу заяву о грязных приставаниях с вашей стороны. Геннадий Борисович долго думать не будет, плюнет на дружбу с вашим папашей и даст пинка под зад, чтобы не запятнать репутацию компании. А если и нет, то с моим увольнением станет понятно, что вы — Валенок, совершенно не разбирающийся в работе.

Байдин теряет дар речи. Он хоть слово понял или это был слишком длинный монолог?

7

Не люблю конфликты, не люблю ставить людям ультиматумы. Но мне надоело быть услужливой, вежливой и всепонимающей амебой. Ни муж, ни шеф не собирались входить в мое положение и идти на компромисс, а я не могу все время им уступать.

Всегда знала, что внутри меня сидит стерва, но обычно она спит под теплым одеялком благоразумия.

Чувствую себя уставшей и опустошенной. Зато Леля радуется как ребенок тому, что я постояла за себя.

— Слушай, — восторженно говорит Алена, придерживая дверь в мой номер, — может переедешь ко мне в Москву, если рушится все, что держит тебя в Сургуте?

— А мама и дедушка с бабушкой?

Поставив сумку у кровати, сажусь на нее и, наконец, снимаю туфли. Достаю ноутбук, чтобы заблокировать виртуальный счет. Надеюсь, еще не успели потратить остатки денег.

Сестра садится рядом, заглядывая в экран.

— А разве они нас когда-нибудь ограничивали? Нет.

Посмеиваюсь над Аленой. Сама спросила, сама ответила. Почему бы не поговорить с хорошим человеком. Но она права.

Мама никогда не запрещала нам ничего в категоричной форме, не заявляла «я — мать, я знаю лучше», а всегда старалась поддержать.

Когда мы сообщили, что уйдем из школы после девятого класса и поедем учиться в Сургут, она помогла выбрать техникум несмотря на то, что предпочла бы что бы мы прожили дома еще минимум два года.

Единственное, что она нам запрещала — работать во время учебы, чтобы не отвлекаться. Говорила, что, затянув пояса, мы справимся. И мы справлялись, пока учились в техникуме. А потом слезть с маминой шеи стало идеей фикс.

— Хотя бы подумай, — сестра смотрит умоляюще. — Посоветуйся с мамой.

Я понимаю почему Алена хочет, чтобы я жила в Москве. Друзья не заменят семью. Ей хочется, чтобы кто-то из родных был рядом. Но я не могу сорваться в одну секунду. Слишком много проблем свалится, как только я вернусь в Сургут. Уверена, развод будет нелегким, Лешина мамаша постарается испоганить все по максимуму.

Он поздний ребенок. Мегера от него ни на шаг не отходит до сих пор. Что бы у нас в семье не происходило, виновата всегда я.

Да и шеф накинет говна на вентилятор.

— Ближайшие месяцы о переезде можно не мечтать, — говорю я, — но, когда все устаканится, обещаю подумать.

Сестра радостно взвизгивает и кидается мне на шею, опрокидывая на кровать. Боюсь представить, как она будет проявлять свою радость, если я соглашусь.

Сходив по очереди в душ, мы, закутанные в халаты, заваливаемся на тесной полуторке посмотреть телек. Пощелкав каналы и не найдя ничего интересного, останавливаемся на российском сериале, который создает фоновый шум для нашей болтовни.

Через какое-то время недосып и тяжелый день дают о себе знать, и я начинаю клевать носом. Сестра, заметив мое состояние, желает спокойной ночи и чмокнув меня в щеку, уходит тихо прикрыв дверь. И я проваливаюсь в долгожданный сон.

Всю ночь я сплю как сурок под транквилизаторами и, проснувшись рано утром с ясной головой и спокойным сердцем, уже не чувствую себя сломленной под грузом проблем.

Потеря телефона больше не беспокоит, наоборот приносит толику облегчения. Ни шеф, ни муж не испортили нашу прогулку с Аленой звонками.

Все, что ни делается — к лучшему.

Позволяю себе понежиться в кровати и поразмышлять о своей жизни. Забавно, что в командировках, в чужих городах я чувствую себя более расслабленной.

Наверное, потому что не надо сломя голову бежать готовить завтрак, быстро умываться, гладить рубашку и брюки. Потому что точно знаю, что не получу упрек за то, что тарелка не стоит на столе, как только Леша появляется на кухне, или рубашка не так поглажена.

Сейчас я понимаю, что поспешила с замужеством. Я очень сильно любила Лешу. Но быт и совместное проживание планомерно убивали чувства, и в конце осталась только привычка.

Когда шеф начал загружать меня работой, я с большой неохотой брала ее на дом. Хотелось проводить время в объятиях мужа, а не сидеть, обложившись бумагами. Леша часто отвлекал поцелуями, ласками, сексом. Он мог сидеть рядом и смотреть тихо телевизор, пока я пробиралась сквозь лабиринты цифр.

Некоторое время спустя, все это сошло на нет и начались упреки. А я начала отдавать предпочтение работе.

Тяжело вздыхаю и откидываю одеяло вместе с тяжелыми мыслями, сладко потягиваясь.

*— Зачем? Чтобы, напившись к тебе начал приставать пузатый бухгалтер, распуская потные руки?

— Нет, — хихикнула Алена. — Чтобы пузатый бухгалтер захлебнулся слюной, понимая, что такая женщина ему не достанется. И не забывай про Оладушка.

— Хватит его так называть, — прошу я.

Какой из взрослого мужика Оладушек?

Но у Лели на этот счет свое мнение, она, смеясь, показывает мне язык и подмигивает. А мне ничего не остается как смириться с мыслью, что эта рыжая засранка прониклась к Владу симпатией.

Благодаря кипишу, наведенному Аленой, сборы действительно занимают много времени. Выпрямляю волосы Лелиным утюжком, наблюдая из ванной, как она рассекает пространство номера, словно истребитель безоблачное небо.

Располагаюсь перед небольшим зеркалом в комнате, вываливая содержимое косметички. Наношу макияж, выделяя глаза темными тенями, губы покрываю бледно-розовой матовой помадой, и я готова. Леля как раз выходит из ванной при полном параде.

У нее маховик времени, что ли? Сначала бегала как заведенная, а потом за дверью скрылась растряпуша с мокрой головой, и пока я красилась, вышла королева, готовая разбивать сердца. За это время я в лучшем случае успела бы высушить голову и глаза тушью накрасить.

Не смотря на магию маховика, мы опаздываем на полчаса, и эффектное появление, на которое рассчитывала Алена, вылетает в трубу.

Большие боссы не поскупились и арендовали отличный бар. Его не назовешь шикарным, но красивая обстановка в коричневых тонах и вышколенный персонал говорят, что он выше среднего. Просторный главный зал со столиками по периметру и еще два этажа террас для ВИПов. Третья самая маленькая и застекленная, чтобы музыка с первого этажа не беспокоила самых ВИПистый.

На второй замечаю Байдина в компании мужчины лет сорока. Шеф глушит виски и что-то обреченно рассказывает собеседнику. Жалуется, наверное.

Интересно как он справился с отчетом? Хотя какая теперь разница, меня вроде как уволить собираются.

Все столики на первом этаже заняты: люди трезвые и не кучкуются в группки, расположившись по одному-два человека.