– Обратите внимание вот на этот бинокль, – продавец достал огромный бинокль камуфляжной раскраски, – американское производство, используется в армиях стран НАТО. Разрешение восемнадцать на пятьдесят, стабилизация изображения.
– А сколько стоит?
– Для этого шедевра недорого, всего тысяча восемьдесят гривен.
Видимо, на продавца произвел впечатление мой белый свадебный костюм, который, к слову, почти не был испачкан за все это время.
– Да, действительно замечательный бинокль. А есть не такие громадные, чтобы в карман можно было положить?
– А-а-а, понимаю, – толстяк заговорщицки мне подмигнул, – сейчас покажу. Отменный бельгийский.
– Уважаемый, мне бы до ста гривен чтобы по цене, – я вынужден был перебить его второй раз, так как бельгийский если и дешевле американского, то как раз на все мои деньги.
Настроение у толстячка как-то сразу пошло на спад.
– Вот. Отечественный, – и он выложил на прилавок что-то маленькое и невзрачно-зеленое, – в принципе, тоже неплохой.
«В принципе, тоже неплохой». Мог бы этого и не говорить. И так видно, что говно полное.
– И сколько?
– Девяносто восемь.
– Отлично. Я его беру.
И выложив почти половину своих денег за эту дрянь, я вышел из магазина, остановился напротив нужного мне дома и стал разглядывать его в бинокль. Отчетливо видны были балкон и окна четвертого этажа, я разглядел даже занавески и вазу на одном из подоконников. В принципе, действительно неплохой бинокль.
Перейдя дорогу, я присел на лавочку возле частного гаража и, прикрытый рядом густорастущих кустарников, стал наблюдать за подъездом и окнами четвертого этажа. Пока все было спокойно.
Ты белый, как мел. Весь белый. Как мел белый. Молодой мел.
– Молодой человек, можно я рядом с вами присяду? Я вскочил с лавочки и стал ошарашенно глазеть по сторонам.
– Да сидите, сидите. Я только на краешке.
И действительно, на край лавочки присела бабушка, в молодежной красной кофте и обтягивающей синей юбке. Весьма смелый наряд для ее возраста. Черт, я заснул.
Присев обратно на лавку, я спросил:
– Не подскажете время?
– Уже начало четвертого. Я вас разбудила?
Голос у нее был какой-то писклявый, похожий на голос депутата Мартовского.
– Да нет. Вернее, чуть-чуть.
– Это не вы обронили?
– Я. – На траве лежал мой бинокль, который я тут же поднял. – Спасибо.
– Хорошая сегодня погода. А вы где-то рядом живете? Я вас раньше не видела.
– Нет, я в Столице живу. К девушке приехал, а ее дома нет. Вот сижу и жду.
– А что за девушка, может, я ее знаю?
– Алиса, – и сразу добавил, чтобы не было следующего пустого вопроса, – фамилии не знаю.
– Это с крайнего подъезда?
– Ага. С четвертого этажа. – Я внимательно уставился в лицо бабки и отчетливо рассмотрел, как оно поблекло. – Вы знаете ее?
– Да ее все знают тут. Хорошая девочка. Судьба у нее только тяжелая. А вы ее парень?
– Ну, пока еще нет. Но она мне очень понравилась.
– А вы знаете, после похорон. – тут бабка на секунду запнулась, – одного человека я ее как-то и не видела больше.
– А кого хоронили?
– На прошлой неделе… – бабка опять сделала небольшую паузу, – женщину одну. Плохую очень женщину.
– Ведьму?
– А вы откуда знаете? – бабка прищурилась и посмотрела на меня.
– Мне Алиса про нее много рассказывала. Страшные истории. Вы ее знали?
– Ангелину?
– Анилегну.
Бабка тут же перекрестилась:
– Господи, спаси и сохрани. Не называйте вслух ее так.
– Почему?
– Не надо. Хоть ее и похоронили, но у меня постоянно такое чувство, как будто она все время где-то рядом.
Конечно, рядом. Убили ведь Алису, а не Анилегну. Мы замолчали.
– А давно Ани. Ангелина приехала в Васильков?
– В самом начале девяностых. Тяжелые тогда времена наступили. И страшные вещи стали твориться в нашем доме.
Я вспомнил рассказ Алисы про неприятности, которые происходили в этом доме с его жильцами.
– А у вас что произошло?
– У меня умер муж, сильно заболела дочь и теперь не может иметь детей, не говоря уже о моем здоровье.
– Ну, зря вы так. От этого никто не застрахован. При чем здесь ведьма? Тут, скорее, возраст.
– Мне сорок шесть.
Я с удивлением уставился на бабку. Я видел, что ей стало неприятно, что я так пристально стал ее разглядывать, но ничего с собой поделать я не мог. Ну никак она не выглядела на 46 лет! Моей маме – 50 лет, и она симпатичная привлекательная женщина. В лучшем случае бабка выглядела на 65 лет. Впрочем, теперь понятно, почему она так моложаво одевается.
– Не может быть!