На большом белом доме я разглядел номер «2» и подошел к калитке. Тут же на меня из кустов кинулась огромная черная собака. Она была без привязи, и я отошел от калитки, боясь, как бы эта псина не пролезла через какую-то щель на улицу.
– Аделаида, фу! – из-за угла дома я услышал знакомый голос, а еще через секунду увидел тощего старика в протертом сером костюме, служившем для него скорее робой, чем выходной одеждой. – А вы оказывается действительно курсант. Здравствуйте, молодой человек!
– Добрый день, Владлен Григорьевич. Злой у вас пес.
– А она у меня кидается только на злых людей.
Мне стало неприятно от этих слов. Не то чтобы я себя считал большим добряком, скорее даже наоборот, но всегда неприятно, когда подобное говорят тебе прямо в лицо. А тут еще и собака, как бешеная, рвалась ко мне, норовя перепрыгнуть через калитку.
– Понятно… Владлен Григорьевич, вы мне покажете газету?
– Виктор, вы не слышали, что я про Аделаиду сказал? Она кидается только на злых людей. А злым людям я не помогаю.
– Владлен Григорьевич, я не…
– Я сказал, Виктор, злым не помогаю. Вы можете проверить или убирайтесь.
– В каком смысле «проверить»?
– Я открою калитку, и если Аделаида на вас не набросится, значит, вы не злой человек и тогда я вам помогу, чем смогу.
– А если набросится?
Я со страхом смотрел на черную псину, из пасти которой текла слюна и которая неистово пыталась просунуться сквозь узкие прутья калитки.
– А если набросится, значит, вам не повезло. Она у меня тоже злых людей не любит.
Этот старый придурок издевается? Да эта псина меня на месте разорвет!
– Говорите, не любите злых людей? А унизить на весь район через газету малолетнюю девочку, это по-доброму? Или вы не любите таких же, как и вы сами, потому и надрессировали свою собаку на всех подряд, авось и злой человек попадется?
Но вывести из себя старика не получилось, у него только чуть сузились зрачки.
– Виктор, выбирайте. Или открываю калитку, или убирайтесь.
Или травмпункт, или убирайся. Да пошел ты! Но вместо «да пошел ты» у меня вырвалось: «Открывайте!»
Тут же на меня с диким рычанием кинулась собака, одной рукой я машинально закрыл пах, а вторую выставил перед ней. Собака пронеслась мимо меня, обежала сзади и стала активно нюхать мою обувь и курсантские брюки. Ботинки ей почему-то не понравились больше всего. Она стала лаять исключительно на них, то отпрыгивая, то снова приближаясь к ним ближе. Но как только собака поднимала голову ко мне, то сразу же успокаивалась и начинала психовать лишь тогда, когда перед ее глазами оказывалась армейская обувь.
– Это не ваша одежда, молодой человек, – старик по-прежнему оставался стоять за калиткой.
Без тебя знаю, старый пердун.
– Я ее одолжил у.
– Не надо врать. Мне достаточно того, что Аделаида не бросается на вас. Хотя одежда и обувь, которую вы у кого-то недавно позаимствовали, принадлежат злому человеку. Проходите, – и старик посторонился в проходе.
Надо же. Брательник Сани Федченко – «злой человек». После того как я разнес дом их матери, он, думаю, еще злее станет.
Я прошел за калитку и направился по тропинке вслед за стариком к дому. Аделаида следовала сзади меня, время от времени рыча на обувь, но уже не так агрессивно. А вообще, дурацкое имя Аделаида для собаки. Я бы так свою яхту назвал. Или дочь. Кругом Ганы и Марийки, а у меня Аделаида. Но теперь, после этой псины, Аделаида уже не покатит. Может, Касабланка? Лескова Касабланка. Нет, полное говно.
– Подождите здесь, – старик оставил меня на веранде, а сам проследовал в глубь дома, предварительно прикрыв за собой дверь. Понятно, что незнакомого человека приглашать в дом старику опасно, но раз уж ты собаку спускаешь на этого незнакомого человека, хоть присесть-то можно было предложить. В общем, я второй раз обиделся на Владлена Григорьевича. Радовало только, что псина осталась на улице. Ее недовольство моей обувью уже порядком надоело.
В это время на улице скрипнула калитка. Я ее, кажется, оставил открытой. Тогда как она могла скрипнуть? Ее кто-то закрыл. Стекла на веранде были матовыми, и разглядеть что-либо сквозь них не было никакой возможности. Я увидел, как к веранде стал медленно приближаться чей-то силуэт. А почему Аделаида молчит?