Идея с полем мне понравилась. В первую очередь потому, что никуда не надо было идти. Ну и потому, что никакой другой идеи больше не было. Я стал выкладывать на землю свои жалкие пожитки: портмоне с 32 гривнами (32 – двадцать три наоборот), удостоверение помощника народного депутата С., диктофон, бинокль. Последняя вещь меня заинтересовала. Я совсем про него забыл, хотя покупал его недавно, перед походом на квартиру Алисы в Василькове. Душевно так сходил, полдома жильцов, наверное, ремонт теперь делают. Я стал разглядывать в бинокль местные достопримечательности: поле в бурьяне, еще одно поле, лесок, речка-вонючка, какое-то село, снова лесопосадка, Г., опять поле, бля! Я повернул бинокль чуть назад к лесопосадке, за которой начиналось поле, а за ним шло уже поле, на котором я и сидел. Из лесопосадки выходила длиннющая шеренга солдат, не меньше шестидесяти человек в длину. Они прочесывали местность и как раз двигались в мою сторону. Убийство детей, притом, судя по всему, массовое, на этот раз вызвало чудовищный резонанс, если местность вокруг Г. прочесывают армейские части. Я распихал все свое барахло по карманам и, нагибаясь как можно ниже, похромал к ближайшей лесопосадке.
Сука, сука, сука. Мне было страшно и противно одновременно. Видимо, так уж устроен человек. Даже если ты не виновен, но все считают тебя таковым, ты подспудно тоже начинаешь себя винить. Я убегал сейчас, как раненый заяц от охотников, при этом полностью чувствуя себя не только убийцей детей, но и виновником всех бед на планете. А ведь солдатики-сверхсрочники могут с удовольствием меня пристрелить, а затем объявить, что я убегал. Хотя я как раз сейчас этим и занимаюсь – убегаю. Нога снова разболелась. Я добежал до лесопосадки, но она оказалась шириной всего в два дерева, за такой точно не спрячешься, зато это место обязательно будет привлекать к себе внимание. Я похромал мимо деревьев и вышел на очередное поле. Идти дальше становилось просто невыносимо. Мне пришла в голову мысль, что сдаться не самое страшное. В худшем случае меня застрелят или изобьют прикладами. А есть вероятность, что вызовут милицию, отвезут в отделение, накормят, промоют раны на ноге, наймут хоть какого-то адвоката… Чем дольше я думал о сдаче, тем медленнее я шел. Особенно мне понравились мысли о еде и лечении ноги.
Совсем рядом я услышал равномерное жужание. Я снова достал бинокль. Прямо по полю ехал мужик на мотороллере. Как, на хрен, можно по полю ехать на мотороллере? Я опустил бинокль чуть ниже и увидел, что через поле была проложена узкая грунтовая дорога, скорее напоминающая широкую тропинку, чем дорогу. Тропинка сворачивала к лесопосадке, из которой я только что вышел, и проходила не более чем в двадцати метрах от нее. Не раздумывая, я вышел на середину дороги, повернулся спиной к ехавшему водителю и стал махать руками в сторону деревьев, как я это видел в клипе об авианосцах, когда с них взлетают самолеты. Если бы на мне не было курсантской формы (правда, уже совсем грязной), то со стороны это выглядело бы совсем уж по-идиотски.
Рокот мотороллера за спиной усилился, и я развернулся лицом к водителю:
– Стоять! Куда едешь?!
Водитель остановил свой транспорт и стал удивленно хлопать глазами. Это был сельский пацаненок лет двадцати, с большими оттопыренными ушами, маленькими свиными глазками, с глупым выражением лица. Спортивный костюм ему очень шел.
– А шо такэ?
– Ты полный идиот? «Шо такэ»! В оперативном квадрате идет поиск серийного убийцы. Согласно диспозиции, на данный момент произведено обследование близлежащего региона, преступник находится здесь, в радиусе двух километров. Любое передвижение запрещено.
– Так я ж до дому. – паренек растерялся, что мне собственно и нужно было.
– Какое, на хрен, «до дому»?! Четыре ребенка убито!
– Я щось чув. Але ж я тилькы.
– «Я щось чув», – снова передразнил я, – согласно приказу командования, любые транспортные средства в данном квадрате подлежат временной конфискации. Подъем с мотороллера, домой дойдешь пешком.
– Да я тилькы до дому дойиду, и всэ, – лопух крепко вцепился руками в ручки руля, и стало понятно, что он хоть и тупой, но упертый. По крайней мере, просто так освобождать «средство передвижения» он был не намерен.
– Ладно, парень, в целом, я на твоей стороне и полностью с тобой согласен, что приказ глуп и весьма аморален. Но приказы не обсуждаются, а выполняются. Возьми бинокль и посмотри во-он туда, – я всунул ему в руки театральный бинокль и указал рукой за лесополосу, откуда я только что пришел. – Смотри внимательно, видишь?
– Шо? А! Бачу. Вийськови йдуть.
– Они не просто «йдуть». Они именно сюда «йдуть». Под командованием майора Ротова. Если он увидит, что я не конфисковал твой мотороллер, а он это увидит, так как ты проедешь мимо него по дороге, то он свяжется по рации со следующим патрулем, который дислоцируется на дороге через полкилометра отсюда. А уж там у тебя не просто временно конфискуют мотороллер, а сделают это при участии милиции. И уж поверь, менты не мы, мотороллер вообще не вернут.
– А що робыты?
– О! Я уже слышу в твоем вопросе конструктивные нотки. Значит так, я сажусь на мотороллер и еду в обратную сторону, откуда ты только что приехал, и вывожу твою колымагу на трассу. Там оцепления нет, и ездить не запрещено. Ты идешь вслед за мной, встречаемся на шоссе. Хотя, – я сделал гроссмейстерскую паузу, – даже не знаю, зачем мне тебе помогать? Напоминаешь ты моего братишку младшего, такой же лопоухий. Ну, в общем, выбирай. Или едешь до следующего патруля, или я вывожу мотороллер на трассу.
– А чому я сам нэ можу выйихаты до трасы? Смотри, блин, не совсем дебил.
– Тяжело с глупым человеком разговаривать. Потому что от трассы уже двигается новая колонна военных. Которая опять же конфискует твой мотороллер. Понимаешь меня? – Теперь я сам посмотрел в бинокль в сторону лесопосадки. Один из солдат увидел меня с парнем и замахал остальным рукой, показывая в нашу сторону. Трепаться больше времени не было. – Давай слазь.
– А може, я з тобою пройиду до трасы? – лопоухий все никак не хотел отпускать свой мотороллер, правда, уже уступил мне место, но по-прежнему держался за руль.
– Бля, пацан! Ты меня уже запарил! Я сейчас же звоню ближайшему патрулю, и будешь копить деньги на новый мотороллер. Делаешь ему одолжение, а он ноет. Отпусти руль!
Я повернул ручку сцепления и поехал, а парень, все еще держась за руль, бежал рядом со мной.
– Так, може, я всэ-таки сяду сзаду? Я сяду сзаду! Хочу систы!
Чем больше я набирал скорость, тем более категоричен становился лопоухий. Мозгов у него не было, но инстинктивно он уже стал понимать, что его развели.
– Пшел вон! – я оттолкнул его ногой, и он покатился в кювет, а я стал набирать скорость.
Но как только я оглянулся, то увидел, как пацан на всех парах мчится за мной. Вот настырный придурок! Дорога была неровной, с кучей ям, да еще и постоянно петляла, поэтому сильно разогнаться (хотя какое «сильно» – на спидометре самая большая отметка показывала 60 км) было рискованно, я мог просто свалиться, и до прихода солдат у меня появлялась возможность получить еще и от этого пацана.
– Стий! Стий, гад! Я тэбэ убью! – у сельского жителя разыгралась настоящая истерика.
Было очевидно, что этот мотороллер для него самая дорогая вещь на свете, но даже если бы за мной никто не гнался, мне его все равно было бы не жалко. Какой-то он придурок полный.
Наконец, дорога стала чуть шире и ровнее (хотя все еще шла грунтовка), и я смог набрать скорость и оторваться от селюка. В лицо ударил ветер, и я впервые за много дней ощутил чувство свободы. Понятно, что чувство это было эфемерным, во многом надуманным, и наверняка, как только я выеду на большую трассу, меня уже будет ждать патруль. Но тем не менее в эти секунды мне стало хорошо. По-настоящему хорошо.