Хуже всего для Аргоста Глефода было то, что его любили. О, эта страшная ноша – любовь презренного существа! Придавленный этой тяжестью, маршал не мог отказаться от сына просто так. Вместо того, чтобы оставить его, он упорно продолжал устраивать его судьбу, как если бы все еще верил, что тот способен играть роль наследника рода. Он устроил сына в Двенадцатый пехотный полк, где покрывал его провинности по службе. Он разрешил ему жениться на дочери торговца, пускай и ценой изгнания из семейного дома.
Маршал сделал для него все, что мог, все, что было в его силах, хотя и знал, что сын никогда не послужит делу семьи так же, как он. И, сделав все, что можно, он двинулся дальше. В интересах рода, что для него были неотделимы от личных, маршал оставил старый Гураб и примкнул к Освободительной армии. Внутренне цельный, он не мучился предательством, ибо, полагая Глефодов лучшими людьми своих эпох, он естественным образом стремился двигаться по одной орбите с подобными себе. К этому времени у него уже были другие дети, и хотя они не знали о своем родителе, маршал ни на минуту не упускал их из виду, в своих планах отводя им место наследников и восприемников славного имени.
Он не боялся потерять их. Уходя из старого мира в новый, маршал знал, что подлинные его сыновья по зову крови последуют за ним. О первенце, остающемся за бортом истории, он не печалился, ибо давно считал его не своим, а только лишь ее сыном. Забыто оказалось даже лицо – вот почему, глядя на экран, сияющий перед Джамедом, маршал не узнал Аарвана Глефода в рядах Когорты.
А если бы и узнал, то это не имело никакого значения. Неотвратимый и полный жизни, новый мир наступал, и в ознаменование силы ему нужны были битва, победа и уничтоженный враг. Не закричи этот враг от боли, не захрусти его кости в предсмертной судороге – и сотни тысяч людей, что шли за Джамедом, почувствовали бы, что путь их был напрасен, что они – триумфаторы, не запятнанные кровью – несчастливы. Что толку от разрушения старого мира, если ничто не разрушено? Что толку от войны, если в ней никто не убит?
И наконец – как можно считать себя подлинным победителем, если ты ни с кем не сражался, если все, кто мог дать тебе бой, добровольно предали старый мир и перешли на твою сторону?
Да, чтобы быть действительно новым – не исправленным старым, а новорожденным, в материнской слизи, с обрезанной пуповиной – новый мир нуждался в крови и муках, и маршал понимал это. В сущности, великим человеком его делало то, что пониманию этому он шел навстречу и, осознавая историческую необходимость, не боялся приносить ей жертвы, достойные осуждения. Если механизм событий требовал от Аргоста Глефода крови, без которой не обходятся ни война, ни революция, ни мятеж, маршалу не важно было, чья она – случайного человека или собственного сына. Надежно защищенный знанием своей роли, укрытый за родом Глефодов, как Джамед – за броней «Меча возмездия», он для подобных переживаний был совершенно неуязвим.
Итак, если Глефода-младшего историческая необходимость выдвинула на роль жертвы, Глефода-старшего она облекла ролью жреца. И раз уж гибель Когорты была неизбежна, на первый план выходил вопрос формы, эстетики, имиджа и достойного завершения начатого.
– Думаю, одного снаряда хватит, – сказал Аргост Глефод, человек, что некогда порол Джамеда Освободителя на площади Согласия.
А Джамед Освободитель, человек, некогда переживший порку, ответил ему на это:
– Так вы хотите использовать корабельные орудия? По-моему, это слишком…
– Слишком жестоко?
– Да.
– И что же вы предлагаете? Помните, я лишь советник, последнее слово – за вами.
– Я думал о том, чтобы продолжить наступление.
– И дать этим глупцам бой?
– Да.
– Зачем?
– Мне кажется, они это заслужили.
– Чем? Своим маскарадом? Своей глупостью? Дешевеньким вызовом, на который купится лишь мальчишка?
– Так ведь другого нет.
– Джамед, друг мой! – Маршал вздохнул и, облокотившись сзади на спинку кресла Освободителя, устремил взгляд на экран, где Когорта беззвучно открывала рты в лишь ей необходимой песне. – Позвольте мне изложить свои доводы, а после решайте, внимать им или нет. Если отбросить маски, скрывающие суть явлений, то, прежде всего, перед нами враг, и враг этот вооружен. Даже если соотношение сил – в нашу пользу, двинув в бой солдат, мы неизбежно потеряем хотя бы взвод, а этого мне хотелось бы избежать. Зачем напрасно растрачивать силы там, где можно обойтись без потерь? К жизни тех, за кого отвечаешь, нельзя относиться небрежно, спустя рукава. Как ни ценю я верность, доблесть и мужество, я никогда не повел бы за собой людей в безнадежный бой, никогда бы не подставил их под удар ради одних только этих слов, в которые каждая эпоха вкладывает что-то иное. Даже если бы наши солдаты не боялись погибнуть, даже если бы это было для них делом чести, пока я чувствую, что отвечаю за них, я – всегда на стороне реальности, а реальность говорит, что смерть есть смерть, какими бы словами ее ни прикрывали. Взгляните на своих людей, Джамед, на Освободительную армию, которая верит в вас, живет вашими решениями. Неужели вы хотите, чтобы кто-то из доверившихся вам погиб – просто потому, что их предводителю захотелось «дать бой» кучке безумных проходимцев? Будьте же верны своим людям, друг мой, будьте верны им так же, как они верны вам.