Повелитель Красная Дама
232
1. Человек, которого нельзя назвать героем
Вообразим себе картину: теплым летним вечером к двухэтажному особняку Наездницы Туамот подъезжает старинное ландо с откидным верхом, влекомое парой гнедых лошадей. В эпоху автомобилей и аэрокаров, когда такой способ передвижения безнадежно устарел, это означает сразу две вещи.
Первая: пассажир ландо богат — ровно настолько, чтобы содержать конюшню и личного кучера.
Вторая: ему совершенно безразлично время, ибо если заботиться о часах и минутах, то из центра Гураб-сити до пригорода, где расположился особняк, быстрее дойти пешком, чем доехать в коляске.
Резиденция Наездницы Туамот выстроена в новогурабском стиле: остроконечная крыша, круглые окна, массивный флигель и балкон, выдающийся вперед, словно утиный клюв. Парадный подъезд украшают колонны из желтоватого мрамора, широкую дорогу к ступеням обрамляют статуи государственных деятелей Гураба, почти все — с отбитыми головами. Чему служат эти изваяния — издевке над хозяевами старого мира или напоминанию о том, что любое величие преходяще — не знает и сама Наездница Туамот. Деятельный ее мозг занят не прошлым, а настоящим — вместе со своим мужем Джамедом, предводителем Освободительной армии, Наездница мудро и справедливо правит Гурабом, избавленным от гнета жестокой династии.
Но кто же приехал к ней — и с какой целью?
Дверь ландо открывается, и мы видим леди Томлейю: острый нос, худые скулы, волосы стянуты в пучок на макушке. Одета она в глухое синее платье, которое сшила своими руками. То же относится и к ее туфлям — их не касался ни один башмачник. Все личные вещи эта женщина хранит от чужих рук.
Леди Томлейя — мнемопат. Стоит ей дотронуться до предмета, принадлежащего другому человеку, как она мгновенно узнает его мысли и чувства, желания и страхи, самую яркую радость и самую жгучую боль.
Своим даром леди Томлейя пользуется в интересах литературы. Ее перу принадлежат такие труды, как «Альковные тайны Гураба Третьего», «Зумм, рыцарь Терновой Дамы» и «Разбойник Бжумбар». Отмечая неэтичность метода, критики, тем не менее, сходятся в том, что три этих романа отличаются деликатностью, изяществом слога и глубиной проникновения в человеческую душу.
Ныне писательница собирает материал для четвертой книги. В отличие от предыдущих этот роман будет вовсе не о любви. Война за освобождение Гураба закончилась недавно, и хотя леди Томлейя никуда не спешит, ей хочется написать о ней по свежим следам, пока сюжет еще сочится кровью, и из-под груды крикливых мнений, неясных правд и глубокомысленных выводов звучит голос ушедшего времени.
Скоро он умолкнет совсем: на момент, когда Томлейя выходит из ландо, о войне написали уже четыреста восемьдесят семь писателей, каждый по книге.
Все эти романы, пьесы и повести, все эти тома, оправленные в кожу и бархат, отпечатанные in folio и in quarto — посвящены победителям, и сказано в них о том, отчего эти люди — герои, и в силу каких причин им суждено было выиграть войну.
Как явствует из содержания, все эти книги — великие, и совокупность их образует Великую Современную Литературу. Напиши леди Томлейя еще одну подобную книгу — и эта Литература станет еще более Великой.
Однако величие интересует леди Томлейю в наименьшей степени. В той книге, что она замыслила написать, речь пойдет не о героях, а о том, кого героем назвать нельзя. Отчасти это вызов и провокация, отчасти — творческий эксперимент, шаг в неизведанную землю, куда по доброй воле не отправлялся еще никто.
Человека, которого нельзя назвать героем, зовут Аарван Глефод. Ныне он мертв, но когда был жив — сражался в войне, которая закончилась совсем недавно. Героем его нельзя назвать, поскольку он сражался на стороне, отличной от той, на которой сражались герои, выигравшие войну. Назвать его так нельзя еще и потому, что он сражался против идей, которые воплощали собой эти герои.
Будучи их врагом, он шел против справедливости, красоты, истины, будущего, здравого смысла. Равным образом не прельщали его добродетель, польза, прогресс и честный труд.
Достойные люди, за счастье которых велась война, понимали это, и они сделали все, чтобы Аарван Глефод оказался забыт. Его изъяли отовсюду, быстро и безболезненно, он исчез, как исчезает после стирки пятнышко, оскверняющее белоснежную простыню.