В то утро, опираясь на подушки на нашей огромной новой кровати и все еще толком не проснувшись, я, засунув себе в рот ложку кукурузных хлопьев, стала жевать их – и едва не сломала себе при этом зуб. Полли очень позабавило то, как я выплюнула сначала молоко, а затем – кольцо с бриллиантами. Вертя его в пальцах и вытирая с него молоко, я уже даже и не думала о своих зубах. Это был редкий жест со стороны Сида, и он имел для меня огромное значение. Показуха тут была ни при чем: Сид не стал бы ради этого покупать ужасно дорогие и красиво ограненные бриллианты в платиновой оправе.
На сегодняшний день кольцо – единственное драгоценное украшение, которое я все еще ношу. Я уже давно перестала надевать свое обручальное кольцо, но вот с этой вещью я расстаться не могу: я все еще крепко связана с ней эмоционально. Она символизирует небольшой промежуток времени, в течение которого я была по-настоящему счастлива.
Может быть, в этом и заключается жизнь. В ней случаются всего лишь небольшие периоды счастья, которые мы должны лелеять в памяти, чтобы как-то пережить мрачные серые дни.
Глядя в окно на один из таких серых дней, я замечаю, что неподалеку припаркован полицейский автомобиль. Значит, где-то поблизости находятся полицейские. Я осознаю, что по-настоящему запаниковала: вела себя как какой-то параноик. Мне необходимо поговорить с кем-нибудь, объяснить, почему у меня такой странный вид. У полицейских я обычно большой симпатии не вызываю, но тем не менее…
Я принимаю решение.
В общем-то, я довольно ясно представляю себе, что произошло. Уж кто-кто, а я разбираюсь в состоянии шока и его проявлениях. Впав в заблуждение, я каким-то образом убедила саму себя в том, что за мной кто-то охотится, но в действительности это чушь. Произошел несчастный случай. Это был жуткий несчастный случай, и моя любимая Эмили погибла, но тем не менее это был именно несчастный случай, а не что-то еще. Несчастный случай. Мне на глаза наворачиваются слезы.
Я быстро моргаю, чтобы отогнать их, и жду у окна, когда полицейские вернутся в свой автомобиль.
На парковку с дальней стороны заезжает большой черный мотоцикл. Он медленно приближается к зданию, в котором сижу я.
У меня появляется странное щемящее чувство в груди: мне кое-что вспоминается.
Большой мотоцикл с ревом едет по автостраде справа от нашего автомобиля, за рулем которого сидит Эмили. Ее все больше охватывает беспокойство. «Отвали», – говорит она безликому мотоциклисту, который не может ее услышать. Она машет рукой в окошке автомобиля, показывая мотоциклисту, чтобы тот убирался прочь. «Эмили, – говорю я. Нашу машину начинает носить из стороны в сторону. – Сосредоточься».
Теперь я вижу, как коренастый полицейский идет через внешний двор, жуя на ходу гамбургер. Я вспоминаю, как разговаривала с другим полицейским несколько дней назад. Я сидела рядом с Эмили в маленьком провинциальном полицейском участке, пила чай из пластиковых стаканчиков, рассказывала ему о своих страхах и испытывала негодование, потому что, как мне казалось, ему было очень скучно меня слушать. Но и Эмили тоже не очень-то мне верила. Я оставалась единственной, кто был не на шутку встревожен.
Я знала, кто сидел на том мотоцикле, который преследовал нашу машину.
Я встаю. Кровь начинает циркулировать по моему телу быстрее. Я чувствую головокружение.
Мотоцикл останавливается, и обутая в сапог нога мотоциклиста опускается на бетон.
Выронив бутерброд на пол, я резко отодвигаюсь от окна, чтобы мотоциклист не смог меня увидеть. Мое сердце болезненно колотится в груди. Я права: происходит что-то неладное. Все складывается один к одному.
Мне нужно срочно разыскать Полли. До того, как это сделает он.
Я выхожу через заднюю дверь и иду на ту часть парковки, где стоят большие грузовики. Там я ищу какого-нибудь шофера. Подойдет любой.
Мне необходимо выбраться отсюда – и побыстрее.
Тогда: еще одна встреча с Мэлом
К пятнице я уже всерьез жалела о том, что у меня нет номера телефона Мэла. Наш дом был выставлен на продажу, а Сид все еще не дал мне никаких денег на Полли, и поэтому я предчувствовала проблемы, когда готовилась к разговору с адвокатом. Хуже того, на работе в течение всей прошедшей недели творился ужас: мне пришлось иметь дело с двумя невероятно психически травмированными суданскими девушками из Центра помощи беженцам. Их жутко изнасиловали в Дарфуре[20], а теперь им угрожала депортация. Ни на один мой телефонный звонок местным властям по поводу этих девушек никто не отвечал, и я чувствовала себя беспомощной, поскольку у меня не получалось им как-то помочь.