Обессилев, Уилл упал в кресло у окна. Столько всего случилось, но именно история Шерил открыла глаза на ужасную реальность. Он такой же, как все, просто волей случая оказался последним в длинной очереди дураков, которых терроризирует эксплуатирующий человеческие слабости мерзавец. Хики превратил страх в профессию, даже в искусство, и Уилл не видел способа вырвать себя и свою семью из страшных сетей.
– Скажи мне кое-что…
– Да?
– Другие отцы твое предложение принимали?
Шерил заложила за голову переплетенные пальцы, выставляя напоказ идеальную грудь. На губах заиграла странная улыбка.
– Двое из пяти согласились и спали как младенцы, остальные всю ночь нервы себе трепали.
Дженнингс, хоть и говорил о человеческих пороках, не мог поверить, что отец, ребенок которого находится в смертельной опасности, может заниматься сексом с похитительницей. Уму непостижимо… И тем не менее такое бывает.
– Врешь! – проговорил он, пытаясь убедить в первую очередь себя.
– Думай что хочешь.
Поблагодарив темнокожего детектива по фамилии Вашингтон, специальный агент Билл Чалмерз закрыл дверь в комнату для допросов. Полицейское управление Джексона оказалось в нескольких кварталах от штаб-квартиры ФБР, и доктор Макдилл с супругой приехали вслед за Чалмерзом. То, ради чего подняли на ноги все управление, лежало на металлическом столике – стопка фотографий сантиметров восемьдесят высотой.
– Извините, условия не ахти какие, – смущенно проговорил Чалмерз, – но все-таки уютнее, чем в общем зале.
– Да здесь, наверное, тысяча снимков! – ахнул доктор.
– Пожалуй. Я буду за дверью, попытаюсь через компьютер в базу Национального центра криминальной информации войти. Нужно проверить все случаи похищений с целью выкупа, что за последние несколько лет произошли на юго-западе, затем всех Джо, Шерил и Хьюи с криминальным прошлым, причем не только имена, но и клички. «Джо», конечно, как собак нерезаных, а вот другие могут к чему-нибудь привести. По пути сюда я позвонил шефу на сотовый, так что, думаю, скоро мы его увидим. Сейчас он пытается связаться с представителями банков, чтобы завтра утром отслеживали все крупные переводы в Билокси. – Чалмерз посмотрел на часы. – Хотя стоп, уже сегодня утром.
– Можно попросить кофе? – вздохнул Макдилл.
– Да, конечно. Вам со сливками?
– Мне черный, а тебе, Маргарет?
– А чай у вас есть? – робко попросила она.
– Не знаю, – улыбнулся Чалмерз. – Может быть, пойду у коллег поспрашиваю.
Когда агент вышел, Маргарет присела к столу и открыла первый альбом. На бесчисленных страницах люди, с которыми Макдиллы благодаря деньгам и привилегиям не встречались. Чего здесь только нет: ослепленные вспышкой, затуманенные наркотиками глаза; впалые щеки, гнилые зубы, татуировки, кольца в носу… Но выразительнее всего безнадежность, впитавшаяся в каждое лицо, словно загар в кожу. Безнадежность людей, привыкших жить одним днем.
– Мы правильно делаем? – Маргарет подняла глаза на мужа.
Макдилл нежно сжал ее плечо.
– Конечно.
– Откуда ты знаешь?
– Правильные поступки всегда самые трудные.
Эбби безутешно рыдала, свернувшись калачиком на облезлом диване. Побелевшие от напряжения пальцы сжимали Барби в парчовом платье. Рядом с ней на полу сидел расстроенный Хьюи.
– Я не хотел тебя пугать, – лепетал он. – Просто делал то, что сказал Джои. Я всегда делаю то, что он скажет.
– Он украл меня у папы с мамой! – всхлипывала Эбби. – А ты помогал!
– Я не хотел! Жаль, здесь нет твоей мамы. – Огромные руки Хьюи превратились в кулаки. – И моей…
– А где твоя мама? – на секунду перестав плакать, спросила девочка.
– На небесах, – отозвался великан, хотя сам не особо в это верил. – Почему ты убежала? Потому что я урод?
Покачав головой, малышка снова принялась всхлипывать.
– Можешь не говорить, я и сам знаю. В школе все дети убегали, никто меня не любил. Мне казалось, мы с тобой друзья. Я ведь как лучше хотел, понравиться старался, а ты убежала. Почему?
– Потому что ты меня у мамы украл.
– Неправда! Я не нравлюсь тебе потому, что похож на монстра.
Зеленые, опухшие от слез глаза пронзили Хьюи в самое сердце.
– Как выглядишь и на кого похож – не важно, неужели ты этого не знал?
– Что? – растерянно заморгал Хьюи.
– Меня Белль научила.
– Кто?
Вытерев слезы, девочка показала на Барби в роскошном платье из золотой парчи.
– Белль из мультика "Красавица и Чудовище". Из всех диснеевских принцесс я ее больше всех люблю, потому что она книжки читает и в один прекрасный день хочет чего-нибудь добиться. Белль говорит: "Не важно, как ты выглядишь, важно то, что ты чувствуешь и какие поступки совершаешь".
У Хьюи даже челюсть отвисла, а глаза стали совсем круглыми, будто по мановению волшебной палочки заплаканная девочка превратилась в фею.
– Ты что, "Красавицу и Чудовище" не видел? – недоверчиво спросила Эбби.
Великан покачал головой.
– Давай притворимся: я Белль, а ты Чудовище.
– Чудовище? – неожиданно расстроился Хьюи. – Я чудовище?
– Хорошее Чудовище. – Эбби высморкалась. – Когда оно уже добрым стало. Не злое, как в начале мультика. – Соскользнув с дивана, она протянула Хьюи куклу. – Знаешь слова Чудовища? Ой, забыла, ты же мультик не смотрел… Тогда просто скажи что-нибудь хорошее и зови меня «Белль», ладно?
Хьюи растерялся.
– Белль, я не позволю тебя обижать… – нерешительно начал он. – Буду охранять до самого утра, пока мама не заберет.
– Спасибо, Чудовище, – улыбнулась Эбби. – А если люди из деревни придут тебя убить, мы с миссис Поттс и Чипом их прогоним. Они ничего не сделают!
Боясь вздохнуть, великан во все глаза смотрел на малышку.
– Теперь скажи: "Спасибо, Белль!"
– Спасибо, Белль!
Эбби погладила шелковистые волосы куклы.
– Хочешь ее причесать? Это же понарошку!
Огромная, как лопата, ладонь Хьюи легко коснулась темной головки куклы.
– Хорошее Чудовище! – приговаривала Эбби. – Хорошее Чудовище!
12
"01:00" – зажглось на табло электронных часов, что стояли на прикроватном столике. Карен сидела в кресле, подтянув к груди колени, а Хики лежал на застланной окровавленными простынями кровати. Раненая нога на возвышении из подушек, бутылка бурбона и револьвер Уилла – сантиметрах в пяти от правой руки. Глаза будто приклеились к экрану телевизора, где мелькали титры к "Часам отчаяния" с Хамфри Богартом и Фредериком Марчем. Хвала небесам, он не разобрался, что телевизор в спальне подключен к спутниковой антенне, не то живо нашел бы «Синемакс» и набрался новых идей из порнофильмов, которые всю ночь крутят на этом канале.
– Боуги – молодец! – Хики растягивал слова и, судя по всему, был под градусом. – Но самый талантливый из них – Митчум. Никакой игры и притворства, вот кто по-настоящему вживался в роль.
Карен молчала. Еще никогда время не тянулось так медленно; даже схватки, при которых она умоляла дочку не мучить ее и поскорее родиться, прошли быстрее. Казалось, Земля перестала вращаться только ради того, чтобы причинить боль семье Дженнингсов. Карен будто в безвременье попала… Есть на свете места, где оно царствует безраздельно, о некоторых мать Эбби знала лишь понаслышке: тюрьмы, монастыри; другие – поближе: приемные больниц напоминали огромные пузыри безвременья, в них попадали целые семьи, терпеливо ожидая, спасет ли шунтирование дедушкино сердце, а пересадка костного мозга – жизнь ребенка-инвалида. Сейчас такой пузырь образовался в спальне, только вот ребенок Карен не на операционном столе, а в лапах негодяя.
– Эй, ты жива? – позвал Хики.
– Едва-едва, – прошептала она, не сводя глаз с Фредерика Марча. Актер страшно напоминал отца – столько достоинства, сдержанности, чувствуется: за ним как за каменной стеной. А "Лучшие годы нашей жизни", где Марч исполняет роль парня, который, потеряв на войне руки, учится играть на рояле, она вообще без слез не могла смотреть и каждый раз…