– Я молчал.
– Ты смотрел.
– Скажи ещё, что дышал.
– Тут не уверена, ты какой-то бесшумный.
– Зато ты сопишь, как хорёк.
– Так важно, чтобы последнее слово всегда оставалось за тобой?! – Боже, до чего упёртый! В его возрасте уже о душé стоит подумать, а тут сама непоколебимость. Истинный баран!
– Цыц! – Уокер не успела опомниться, как в приоткрытый рот ей воткнули картофелину фри.
– Дурак что ли?! – Она тут же выплюнула снедь, угодив ему в одежду. – Вот ни о чём не жалею! Тебе пять или пятьдесят?.. Перестань так пялиться! Леонард! Смит!! АГЕНТ СМИТ!!!
Но было поздно, с абсолютно мальчишеским, сияющим безуминкой лицом мужчина легко вскочил со своего места, смял пригоршню картошки в кулаке и налетел на неё, неизбежно повалив на диван.
– Давай, Уокер, - ладонь угождает в рот быстрее, чем она успевает увернуться, - за маму, за папу, за всех своих родственничков, за… помолвку. У тебя уже была помолвка?
От нелепости чужой реакции, её разбирает хохотом, поэтому, прижавшись к боковой стенке, Вики способна лишь смеяться и отфыркиваться – может с полминуты, а может все пять, - пока картофельный бой не заканчивается в связи с нехваткой снарядов: те разбросаны по её платью или дезертировали на пол.
– Я осознала! Я исправлюсь! – В пораженческом жесте девушка вскинула руки перед собой, - твой возраст – твой главный секрет. Первые пятьдесят лет детства у мужчин, обычно, самые… - и вдруг сообразила, что она все ещё полулежит, а Смит нависает над ней, одной ладонью упираясь в спинку дивана, а другой держась за столешницу, и на физиономии нет ни намёка на баловство. А если есть, то совсем иного рода. – Отпустишь меня?
– Нет. – У него серьёзный лоб, словно судорогой свело. – Я не отпущу тебя, Непризнанн…ый пожиратель картошки. Мне с тобой ещё ночь не спать.
– Тогда дай встать и отряхнуться.
– Радуйся, что не заставлю стирать свою водолазку, - он резво поднялся сам и, внезапно, дёрнул девушку следом. Удивительно сильно для своего телосложения и как-то… по-молодецки что ли.
Она успела набрать в лёгкие воздуха, чтобы как следует разгневаться, но вышел жалкий писк. На всех парáх Виктория врезалась ему в торс своим откровенным декольте, и крошки с платья посыпались под ноги. Что ж, Леонард не оставил ей выбора, поэтому Уокер хватается за него, лишь бы сохранить равновесие.
– И что всё это… - глаз она не поднимает, но уверена, сверху вниз он смотрит сейчас на её грудь, сплющенную между ними. У неё большая, высокая грудь той формы, которая всегда вызывала у подружек зависть и которую не требуется стягивать лифчиком. Впрочем, сегодня она в белье, о чем свидетельствует кромка проклюнувшаяся в вырезе кружева.
– Грязная девчонка. – хриплым голосом.
Вики не знает, почему так легко поддаётся на провокацию. Ей не впервой, когда мужчина её хочет. Она – сексуальная и умеет этим пользоваться, но без всяких глупостей. Однако институтские романы давно в прошлом, а после аварии был целый год воздержания, который она завершила встречей с Уильямом, поэтому случайных рабочих интрижек в мир Виктории Уокер не завозили.
Но это именно она сейчас замерла, прижимаясь к человеку, которого знает несколько часов, и загипнотизировано смотрела на его ладонь. Та по-хозяйски проделала путь от её бедра на талию, потом прошлась по рёбрам, чуть замедлилась на одной из грудей, будто раздумывая, сжать ту или не стоит, и пальцами вползла в ложбинку.
Там, между двух округлостей, застряла картофелина.
– Смит…
– Просто хотел помочь. – Голос у него бодрый, даже весёлый, но тот кажется Уокер фальшивкой. Леонард отшатывается от неё, как от проклятой, хоть и демонстрируют развязность, хрустя добы́тым трофеем. – Дочитывай давай.
Она едва смогла кивнуть и плюхнуться на диван, зарываясь в записи: «Неправильно, неправильно, неправильно! Он точно подметил, ты – грязная девчонка, которую ведёт от опытного ловеласа, вот и всё… Вот и всё!».
Древние перуанцы, впервые открывшие вкусовые свойства картофельных клубней, даже не догадывались, какими проклятьями их наследие будет осыпать уроженка Окленда Виктория Уокер 1994-го года выпуска.
***
У него стадия безудержного восторга, от которого нет спасения. Сам себя Люций сравнивает с человеком, который захлебнулся, уходя под воду, но на самом дне вдруг выяснил, он всё ещё умеет дышать.
Чувство в груди такое, словно вот только сейчас, спустя несколько часов, демон поверил – не галлюцинирует он, не грезится ему она, сидит прямо напротив, живая, даже слишком, и бегает по строкам расширенным взглядом.
Иногда он ловит тот на себе.
Ощущения на грани рыцарских, хотя Люцифер ненавидит геройские побасенки о прекрасных дамах и храбрецах. Никакой он не храбрый, и даже на поле боя явился только потому, что она туда почесала с этой своей тупой, непризнанной уверенностью, что всё обязательно закончится хорошо.
«Я – за тобой, а ты – от меня. И так всегда, такая у нас правда и такая история», - но ведь права оказалась, потом завопит Мими, битвы не было. Едва орды субантр и всех тех мразей, что нашли себе прибежище под знамёнами Мальбонте, двинулись на них, небо озарилось и появился сам зачинщик кровавого пиршества.
– Ликуйте же! – Он спускался в красном зареве, многократно усилив голос, и все взгляды были обращены вверх. Все, кроме одного. Потому что Люцию плевать на эту заварушку с самого начала, с самых папашиных экивóков в сторону безродной собаки, да и занят демон – он выискивает среди толпы Уокер. – Я победил Свет Тьмой, Шепфа повержен! – С гулким, пушечным звуком на побережье рушится чёрная глыба, в которой не трудно различить заточённого бога. – Но это ещё не всё. Ведь я победил Тьму Светом, и Шепфамалум повержен! – По другую руку от Маля падает аналогичная статуя невозможных размеров: внутри навечно упрятан бесноватый брат-близнец Шепфы, его оковы похожи на белоснежное стекло. – И нет теперь ни Света, ни Тьмы! И остался лишь я, что принёс вам Равновесие. Я езмь новый Бог! Преклоните колени! Война окончена, не начавшись, моими стараниями мы уберегли наши стороны от ненужных жертв и теперь построим новый, счастливый мир!
Спустя четверть часа, когда гвалт спадёт и офицеры смогут организовать подобие порядка, Непризнанную будут искать уже десятки знакомых, которые успели заразиться от Люцифера паникой. Ему даже объяснять не требовалось, почему так лихорадочно блестят глаза и от чего он расталкивает в толпе всех и каждого. Его соратники сами поймут и бросятся помогать, пока дочь Мамона не шепнёт, что надо бы спросить Маля, он может знать.
– Поздравляю. – У него огромные трудности в общении с новоявленным божком ещё со времён плена в лагере, когда Люцию пришлось забалтывать гибрида, аккуратно поджаривая энергией путы на руках. Поэтому поздравление звучит неубедительно. – Ты видел Уокер?
– О, мой будущий, потенциальный главнокомандующий Инферно! – Маль, наоборот, источает благость. И даже пытается покровительственно хлопнуть демона по плечу. – Мы обязательно обсудим с тобой и другими претендентами то, кому должен принадлежать Ад, через… м-м, думаю… через пару-тройку дней. Как тебе идея?
– Потрясающе, - нет. – Ты видел Уокер?
– Вики Уокер? – Мальбонте лучится и искрится от яркого рассвета над берегом.
– Ребекка Уокер стоит в трёх метрах за моей спиной, вопрос очевиден.
– Виктория отправилась туда, куда хотела.
– Что?.. Что ты сказал?! – Первая мысль была ужасной: он её убил. Она ведь раньше других сюда добралась, когда Люцифер совершил ошибку всех влюблённых мужиков – не спал с ней до глубокой ночи, а потом попытался не смыкать глаз до рассвета, чтобы Непризнанная не упорхнула без его ведома. И вырубился напрочь.