Джорджине не пригодится ни одна из коробок, потому что в мире есть чудовища.
***
В 2006-м году учёные выяснили, что в человеческой слюне содержится вещество энкефалин, которое может служить альтернативой опиатам. Так же, как и морфий, энкефалин выступает обезболивающим, но, в отличии от наркотика, он самого что ни на есть естественного происхождения.
– Блять! – Ничего этого про слюну Джейкоб не знал, иначе бы не расходовал ту попусту, оставляя плевки на лестничной клетке многоквартирного «Гарлема». – Ну ты видел?.. Видел?! – Он ни к кому конкретно не обращался, потому что Айк не слепой, всё он видел, даже в гостиную зашёл, пока Макграт бодро склонился над красным кругом у дверей. Он-то решил, что это кровь, а это… - матка!.. Блять, это матка! – Эксперт сложнее выразился: там и матка, и яичники, и трубы эти женские, и вся репродуктивная система, напоминавшая дверной коврик какого-нибудь Ганнибала Лектера.
– Солдат Джей! – Голос Уокер пролётом ниже заставил ирландца треснуть себя по щеке, пока не пришла коллега: «Соберись, херов пэдди!».
– Дай угадаю! – Он выкрутил свой хабальский прононс на максимум, - ты явилась в этот дом без уважения, зато с кучкой английского чванства.
«Кучка английского чванства» просто сдвинул Джейкоба с места, первым заходя в квартиру.
– Нет. – Обстановку Смит оценил молниеносно и быстро развернулся к Виктории, которая попробовала втиснуться следом. – Спустись вниз, женщина, и опроси зевак, кто-то из них вызвал копов.
– Я не пойму, сегодня Международный День Сексизма? – Она, было, подпрыгнула, чтобы посмотреть Леонарду через плечо, но тот – не низкорослый Джейкоб, и обзор заслонял полностью. – Я – специалист, которого ты, мужчина, сам привлёк к расследованию. Так дай расследовать.
Никакого признания её правоты не последовало. Вместо этого «британец» вдруг развернул Уокер на месте, чтобы даже соблазна не возникало взглянуть на место преступления, а потом перехватил под талию одной рукой и просто перенёс на пролёт ниже так, словно ни черта она не весит. Не человек, а мешок с картошкой!
– Ещё раз повторяю, а повторять я не люблю: внутрь ты не зайдёшь.
– Я тебе что, шутка какая-то?! – Там, где ещё недавно была его рука, продолжало печь. Собственная задница, впечатанная в торс этого Мистера Загадочность и графа Монте-Кристо в одном флаконе, внезапно стала гиперчувствительной и с осознанием дела нашёптывала: «Эй, мать, там корабль! У него в кармане корабль, клянусь! Потому что если это не корабль, тогда он о-о-очень рад тебя видеть!».
– Ты – женщина.
– Которая живёт в двадцать первом веке! – Вики надулась от возмущения и собиралась как следует забрызгать Смиту его затейливую кожанку и домостроевские выводы феминизмом, но…
– Ты – женщина, а у женщин есть память, - он пресёк её спич на корню. – Мужчина не помнит, что делал вчера, женщина помнит, что ей сказали семнадцать лет назад, во что она была одета и как грозно и низко в тот день висели облака. – Ещё и посмотрел так, что у неё ноги расплавились. – Не хочу, чтобы двадцать четыре часа со мной остались в твоей памяти, как кровавая жатва. Ты – не детектив, ты – художник. Выполняй свою работу.
***
Рислинг был дешёвым, в целлюлозном пакете. В самый раз, чтобы хлестать тот без изящества фужеров.
Виктория просто сорвала верхний край и теперь вливала в себя мутную жидкость, рассчитывая, что это поможет забыть услышанное. Увидеть ей так и не дали, но Джорджину Эстер Кромби убили тем зверским способом, когда хватает шепотков и намёков.
– Тебе будет нехорошо.
– Мне уже нехорошо!
– Как пожелаешь, - Смит посмотрел с явным осуждением.
– Когда закончишь тренировать свой взгляд аскета-отшельника, загляни в планшет. Фоторобот уходящего мужчины совпадает с тем, что мы составили у миссис Вуд.
Ему понравилось это «мы». Это было одно из тех «мы», от которого за версту разит грехопавшими прутьями школьной камеры и озером, опороченным их наготой. И это вдохновляет, потому что они-мы удачно сидят на заднем сидении такси и едут к ней. Ведь «в твоей гостинице наверняка картонные стены и еле живой Интернет».
– Предсказуемо.
– Почему же? Ты говорил, он меняет внешность каждый раз, когда…
– Он ускорился, его поджимает время. Согласно отчёту по вчерашнему трупу, того убили около восемнадцати часов вечера. А шлюха так орала, что твои ослы приехали к ещё тёплому телу, и это было сегодня, около пяти вечера.
– Погоди-погоди! – Она булькнула, подавившись рислингом, - я поаплодирую граням твоего сочувствия, а потом спрошу, какую роль в происходящем играет тайминг.
– Всех не пережалеешь. Зато мы можем уберечь новую жертву, если она запланирована, - спокойно пожал плечами «британец», почти цитируя мысли самой Виктории. – Скажем так, он меняет внешность, потому что других вариантов у него нет. Правило суток.
– Правило… че-его? – Вики качнуло влево, и она уставилась на своего спутника. – Если ты так и будешь говорить загадками, они останутся без разгадок.
– Тогда прими за факт, что раз в сутки преступник вынужден демонтировать свой «грим».
– Ну и ладно, - ей надоело пить ослиную мочу, в каком бы винограднике ту не купажировали. Она вообще стала равнодушна к алкоголю с тех пор, как выписалась из больницы. – Ну и сиди тогда! – Криминалист резко отвернулась в сторону.
– Что, не берёт? – Хмыкнули в голос.
– Не берёт?
– Твоё пойло. Не торкает, да?
– Слишком дешёвое для такой дорогой женщины, как я, - рука театрально взлетела ко лбу, выступая пародией на любую уездную актрисульку.
– Или ты предпочитаешь покрепче.
– Не люблю я ни джин, ни виски. На вкус – гадость, а заливать колой – портить колу.
– Может быть я о чём-то, ещё более крепком, Непризнанн…ый сомелье полицейского управления.
– Лем? Или, о-о-о!.. – Она хлопнула себя по лбу, становясь смешной в отражении темнеющего окна, - Леопольд?!
– Ты выбрала свадебное платье, Уокер?
– Это новая игра?
– И счёт пока равный.
– Если тебе так интересно, не-Леонард, то я до сих пор в поисках идеального платья для идеальной свадьбы с идеальным мужчиной, - зря она чехвостила некачественный рислинг, трезвая Виктория такого не ляпнула бы.
– Понятно.
Его «понятно» оказалось удивительно снобистским, и она не удержалась:
– Хоть кому-то этот мир давно понятен!
– Ты его не любишь.
– Да с чего ты вбил себе это в голову?!
– Ты даже на вопрос ответить не смогла, Вики Уокер. И платье не ждёт своего звёздного часа, потому что никакой свадьбы ты не хочешь и откладываешь хлопоты в дальний ящик.
– Сказал человек, знающий меня часов шесть!
– Иногда достаточно меньшего.
Это прозвучало чёрство, а ещё грустно. И Виктория неожиданно решила, что Смит кого-то терял. Там, в своей европейской жизни, полной Интерпола, невидимого фронта и самых секретных секретов. Кого-то очень важного.
– Блин, - молчание продлилось недолго. Спустя минут пять Вики стала ощупывать шею и не обнаружила там украшения. – Я, кажется, крестик посеяла.
– Ты – христианка?
– Нет, отец как-то сдулся с верой во Всевышнего, когда мать погибла. Но это был её крестик, и он дорог мне, как память. – Поиски по сиденью не принесли результата. Так, может, не теряла вовсе? И цацка спокойно себе лежит на комоде на блюдечке, лишь голубой каёмочки не хватает?
– Что ж сама в лоно церкви не явилась? – В вопросе была даже не доля сарказма, там всё им сочилось, не оставляя места другим эмоциям.