В соответствии с недоброй памяти приказом НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 г. (с него, как принято считать, и начался Большой Террор 1937–1938 гг.) на Карельскую автономную республику была выделена относительно небольшая «разнарядка»: 300 человек следовало изъять по «1-й категории» (расстрел) и 700 по «2-й категории» (арест и лагерь). Фактически уже к 15 апреля 1938 г. было арестовано 8744 человека [71]. Были «ликвидированы» практически все руководители партийных и советских органов, в том числе и главные организаторы «первой волны» репрессий (1-й секретарь обкома П. Ирклис, 2-й секретарь обкома, член «тройки» Никольский, нарком юстиции КАССР Полин, нарком НКВД КАССР Тенисон). Об общем масштабе репрессий в Карелии можно судить по тому, что в 1954–1961 гг. было реабилитировано более 10 тыс. человек [71]. По оценкам современных финских историков, в годы террора погибло не менее 20 тыс. финнов, проживавших в СССР [25].
Газеты публиковали торжественные рапорты об успехах НКВД. Если на минуту забыть о том, что за всем этим горячечным бредом скрывается гибель тысяч людей, то нижеследующий текст читается как образец черного юмора: «НКВД Карельской АССР вскрыта и ликвидирована контрреволюционная повстанческая организация. Эта организация возникла в 1920 году с приездом в Карелию группы буржуазных националистов (Гюллинга, Мяки, Форстена), которые возглавили работу Карельского ревкома. Путем дальнейшего расширения контрреволюционной деятельности и включения в нее бывших членов финской социал-демократической партии (Ровио, Матсон, Вильми, Усениус, Саксман, Ярвимяки и другие) контрреволюционной организацией были захвачены командные высоты в партийном и советском аппарате Карелии… Овладев в самом начале командными высотами в республике, националистическая организация проводила подготовку вооруженного восстания путем создания стрелковой егерской бригады, укомплектованной национальным комсоставом и политработниками, которые проводили контрреволюционную обработку личного состава…» [37].
Так трагически закончилась первая глава истории «социалистической рабочей Финляндии». Но товарищи Сталин и Молотов начинали уже писать новую главу.
Глава 1.2
«КРУПНЫЕ ПОГРАНИЧНЫЕ ИНЦИДЕНТЫ В ДЕРЕВНЕ МАЙНИЛА…»
В начале 30-х годов со всей очевидностью сбылось гениальное предвидение К. Маркса («предложите капиталисту 300% прибыли — и нет такого преступления, на которое он не пойдет даже под страхом виселицы»). В обстановке глубокою экономического кризиса (Великая депрессия) крупная буржуазия промышленно развитых стран мира (США, Англии, Франции, Германии) наперегонки бросилась продавать Сталину военную технику, технологию, станки, лаборатории, целые заводы в полной комплектации. Безрассудная, безнравственная и самоубийственная политика Запада позволила Сталину превратить гигантские финансовые ресурсы (как насильственно изъятые у прежних владельцев, так и вновь созданные трудом многомиллионной армии колхозных и гулаговских рабов) в горы оружия и военной техники.
Уже в 1937 году на вооружении советских ВВС числилось 8139 боевых самолетов — примерно столько же было два года спустя на вооружении Германии (4093), Англии (1992) и США (2473), вместе взятых [92].
К 1 октября 1939 г. самолетный парк советских ВВС вырос в полтора раза (до 12677 самолетов) и теперь уже превосходил общую численность авиации всех участников начавшейся мировой войны [34]. По числу танков (14544, не считая устаревшие Т-27 и легкие плавающие Т-37/38). Красная Армия летом 1939 г. ровно в два раза превосходила армии Германии (3419), Франции (3286) и Англии (547), вместе взятые (34, стр. 83, 601). На момент начала Второй мировой войны Советский Союз был вооружен и очень опасен. И он начал действовать в первые же недели войны.
17 сентября 1939 г. Советский Союз в одностороннем порядке разорвал Договор о ненападении, заключенный 25 июля 1932 г. между СССР и Польшей, и огромными силами (21 стрелковая и 13 кавалерийских дивизий, 16 танковых и 2 моторизованные бригады, всего 618 тыс. человек и 4733 танка) [34] нанес удар в спину польской армии, сражавшейся в это время против германского вермахта. Для лучшего понимания слов и дел Сталина стоит отметить, что предлог для оправдания этого вероломного нападения менялся три раза на протяжении одной недели.
10 сентября 1939 г. Молотов в беседе с послом фашистской Германии в СССР графом Шуленбургом сказал, что «советское правительство намеревалось заявить о том, что Польша разваливается на куски, и вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым угрожает Германия» (подчеркнуто мной. — М.С.) (10, стр. 87). Это предложение вызвало взрыв негодовании в Берлине. 15 сентября министр иностранных дел Риббентроп шлет Шуленбургу срочную телеграмму: «Указание мотива такого рода есть действие невозможное. Он прямо противоположен реальным германским устремлениям, которые ограничены исключительно хорошо известными зонами германского влияния. Он также противоречит соглашениям, достигнутым в Москве (имеется в виду Пакт о ненападении от 23 августа 1939 г. и секретный дополнительный протокол о разделе „сфер влияния“ в Восточной Европе. — М.С.) и, наконец, представит всему миру оба государства (Германию и СССР. — М.С.) как врагов» [10].
Молотов тотчас же дал «задний ход». 16 сентября 1939 г. Шуленбург сообщает в Берлин: «Молотов согласился с тем, что планируемый советским правительством предлог содержал в себе ноту, обидную для чувств немцев, но просил, принимая во внимание сложную для советского правительства ситуацию, не позволять подобным пустякам вставать на нашем пути» (10, стр. 94). После этого был молниеносно изготовлен предлог № 2. Оказывается, «рабочие и крестьяне Белоруссии, Украины и Польши восстали на борьбу со своими вековечными врагами — помещиками и капиталистами».
Далее, в процитированном выше приказе № 01 Военного совета Белорусского фронта от 15 сентября 1939 г. перед войсками фронта ставилась боевая задача: «содействовать восставшим рабочим и крестьянам Белоруссии и Польши(подчеркнуто мной. — М.С.) в свержении ига помещиков и капиталистов» [34]. Итак, новый предлог № 2 был на самом деле самым старым, он возвращал бойцов и командиров в славную эпоху Гражданской войны и мечтаний о мировой революции. Эта красивая схема прожила ровно один день. К концу дня «те, кому положено» поняли, что борьба польских рабочих и крестьян, да еще и поддержанных несокрушимой Красной Армией, должна была бы закончиться победой. Но эта победа не планировалась. Планировалось нечто совсем иное — с конца сентября 1939 г. и вплоть до 22 июня 1941 г. Польша (даже в совершенно секретных, для публики не предназначенных документах) называлась исключительно и только «бывшей Польшей» или даже совсем уже на гитлеровский манер «генерал-губернаторством».
Затем появился предлог № 3, каковой мы и встречаем в приказе Военного совета Белорусского фронта за номером 005 от 16 сентября 1939 года: «Польские (подчеркнуто мной. — М.С.) помещики и капиталисты поработили трудовой народ Западной Белоруссии и Западной Украины… бросили наших белорусских и украинских братьев (польских „братьев“, как видим, уже нет. — М.С.) в мясорубку второй империалистической войны…» [34]. Еще более четким был текст обращения В.М. Молотова к «гражданам и гражданкам нашей великой страны», переданный по радио 17 сентября и опубликованный в газетах 18 сентября 1939 г. В обращении Молотова уже не было ни «трудящихся», ни «панско-буржуазных поработителей». Была только «кровь» — чужая польская и родная украинско-белорусская: «События, вызванные польско-германской войной, показали внутреннюю несостоятельность и явную недееспособность польского государства… От советского правительства нельзя требовать безразличного отношения к судьбе единокровных украинцев и белорусов, проживающих в Польше, и раньше находившихся на положении бесправных наций, а теперь и вовсе брошенных на волю случая. Советcкое правительство считает своей священной обязанностью подать руку помощи своим братьям украинцам и братьям белорусам, населяющим Польшу…»