Можно, конечно, обойтись и регенератором, но со своим ранением я щеголяю уже не первый час. Края пореза воспалились, припухли и стали тёмно-зелёными, как малахит. Стоит обеззаразить пеной из баллончика первой помощи, прежде чем латать излучением. От излучения заживляется открытая рана, но все воспалительные процессы продолжаются. Не хочу разжиться сепсисом.
— Вижу, ты записался в сенсто. — Хмыкнул Хищник и прихлопнул ладонью по затворной коробке своего пулемёта, когда я выставил мышцы торса напоказ.
— Вижу, тебя это возбуждает. — Ответил я тем же. — Как думаешь, сколько нужно геев-пулемётчиков, чтобы выиграть войну?
Он заткнулся, так и не решив задачу (а может, просто поняв, что подкалывать меня — себе дороже). Довольный своим остроумием, я прижался покрепче к башне танка и, обняв винтовку, как маленького сына, которого у меня никогда не будет (все синтетики ещё в коконах искусственно заражаются «Шарой«), быстро заснул. Прерванные ночные сны надо досмотреть. Ну, это я образно. Сны мне не снятся. Я просто хочу поспать...
Марш продолжался всю оставшуюся ночь. На краю небосвода занялся кровавый рассвет, когда с севера донеслись далёкие звуки перестрелки. Разлепив глаза, я увидел в той стороне на горизонте силуэты высоких зданий, стоящих плотно друг к другу, и сгустившиеся над ними чёрные жирные тучи от пожаров.
— Это Нюрнберг. — Раш-Фор высунулся из башенки с пулемётом на крыше броневика, но все и без его объяснений поняли.
— Там идут бои? — Я взялся за «Дарашанку». — Почему мы туда не едем?
— Единственное, что немцы могут сделать в нашем глубоком тылу — провести бомбардировки и выбросить десанты на занятые нами города. Гарнизон справится сам, а у нас другая задача.
С неким сожалением я наблюдал, как город остаётся в стороне, а затем и позади. Захотелось быть там, захотелось помочь братьям по оружию, а не проезжать мимо невзначай, зная, что они гибнут. Пришлось отвлечь свои мысли чем-нибудь, и я стал смотреть в другую сторону. Солнце поднимается всё выше, и лучей его достаточно, чтобы осветить окружающий меня мир.
— А здесь красивые места. — Подметил это вслух, чтобы, может быть, кого-нибудь втянуть в разговор.
— Прошлого не вернуть. — Невпопад произнёс Раш-Фор. — Мы хотели познакомить вас с этим занюханным мирком плавно, но бесхвостые, видимо, хотят получить сапогом по хвосту раньше. И они этого дождутся.
— А лучше ли на Некре? — спросил Танкред, свесив ноги с брони «Ненапсы».
— О, декурион, ты и представить не можешь, насколько. — Раш-Фор замечтался; в его душе проснулась частичка романтика. — Все фабрики перенесены на астероиды и непригодные для обитания планеты, а Некр — это что-то вроде спального района. Любое стойло для бурнишей там пахнет лучше, чем самый чистый город бесхвостых. А природа, а? Мать моя ящерица, такая природа — боги мои свидетели! — есть только на Некре! А если не только на Некре, то пусть меня подвесят за хвост на дереве. Громадные первобытные леса, джунгли, сельвы, где спокойно ходят тысячи динозавров и другой живности... Сотни карадов чистейших рек... Выйдешь за пределы города — и будто оказываешься в другом мире, где не слышали о разумных цивилизациях. На Земле такого места не найдёшь. Да и в остальной Империи тоже. По крайней мере, я ещё не находил.
— Ух ты! — восхитились все, кто рядом и слышит, а моё воображение принялось рисовать обширные долины, заросшие удивительными деревьями и заселённые некими диковинными животными. На этом фоне природной идиллии нереально представить любые современные новшества.
— Без преувеличения, можно сказать, — продолжил Раш-Фор, — что мы даём природе своего дома развиваться самостоятельно. Война Последнего Дня многому нас научила.
— Раз много своих планет, зачем нужны чужие? — смутился я.
— Население Империи огромно, как и она сама. Планет много, Двадцать Пятый, но микроскопическая часть из них пригодна для обитания. И этой части слишком мало, чтобы ослабить натиск перенаселения. Подвинем бесхвостых, потом очистим Землю от всей той техногенной гадости, которую они оставили после себя, и можно заселяться.
Хоть солнце и ярко, а на небе нет облаков, что мешали бы его лучам, ветер бушует не на шутку. Многие укутались в биоплащи, да и я вместе с остальными особо стойкими тоже вскоре последовал примеру большинства. В данном случае в этом нет ничего плохого с точки зрения здравого смысла. Стадный инстинкт тут не при делах.
Насчёт последних слов центуриона я серьёзно засомневался. Не особенно хочется жить на костях существ, которые первыми нам ничего плохого не сделали. И тем, что я должен подчиняться безоговорочно, меня не заткнёшь. В конце концов, никто не запретит мне рассуждать. Однако лучше придержать свои мысли при себе, а то сочтут диссидентом и оставят без думалки.